— Товарищ! Дайте-ка одну обойму…

Вынув все патроны, я протянул железку Савину. Он даже ахнул от удовольствия:

— А ведь здорово, Иван Константинович! Надо только боковые обжимчики убрать и на конце сделать фигурный вырез! Будет точно такая же пластиночка…

— А чем его выпилить? — спросил сразу оживший Васильченко. — Постойте… Я сбегаю на батарею!

Вернулся он веселый. В одной руке у него был молоток, в другой — небольшой трехгранный напильник. С помощью этих инструментов я и сделал из патронной обоймы новую пружину магнето. Запустив мотор, мы с наслаждением слушали несколько минут его ровное, уверенное гудение.

Солнце клонилось к западу, но светило по-прежнему ярко. Было уже четыре часа дня, а начался полет в девять утра. Васильченко, конечно, очень устал, но виду не подавал.

— Товарищ командир, разрешите попробовать еще раз? — попросил он, когда мы опробовали мотор. — Я запомнил хороший ориентир, начну съемку там, где закончил. Ведь немного осталось доснять…

В голосе летчика было столько твердости и решимости, что я не смог ему отказать.

И вот Николай вылетел в третий раз. Мы с Савиным и Логиновым наблюдали за «ньюпором», пока он не лег на боевой курс. Вокруг него, словно чернильные пятна, появлялись и растворялись в небе облачка разрывов. На этот раз наши артиллеристы, стараясь помочь Васильченко, вели огонь по вражеским батареям.

Аэрофотосъемку перекопских укреплений молодой летчик завершил успешно. На дешифрированных снимках хорошо различались даже отдельные пулеметные гнезда.

Донесение и фотопланшет мы сразу же отправили начальнику штаба группы войск перекопского направления и в штаб 13-й армии. Снимки были размножены и розданы командирам артиллерийских и пехотных частей. Впоследствии, при штурме Перекопа, они очень пригодились.

За отличное выполнение боевого задания Николай Николаевич Васильченко получил орден Красного Знамени.

Оправдал надежды командующего армией Коровина и командир отряда Петр Межерауп. 29 мая он с аэрофоторазведчиком Шишмаревым сумел сфотографировать белогвардейские укрепления на Чонгарском полуострове. В воздухе его «сопвич» прикрывал Ингаунис, вылетевший на «ньюпоре».

Снимки, доставленные Васильченко и Межераупом, ясно показали: у входа в Крым — на Перекопе и Чонгаре — генерал Врангель возводит долговременные оборонительные сооружения.

Черный барон и его заграничные покровители решили во что бы то ни стало удержать полуостров, расценивая его как опорную базу для продолжения гражданской войны.

Я уже рассказывал, в каких трудных условиях приходилось жить и работать летчикам нашей группы. Особенно тяжелыми дни пребывания в Аскании-Нова оказались для командира 5-го авиаотряда Карла Петровича Скаубита.

Читатели помнят, что он с женой сел в наш вагон в Дарнице, в феврале 1918 года. С тех пор Мария Ивановна всюду сопровождала его. Летчики и мотористы уважали эту веселую, добродушную женщину. И было за что. Как опытная сестра милосердия, она стала надежной помощницей нашего фельдшера.

В грозовом 1919 году у Скаубитов родился сын. Это было большой радостью не только для них, но и для всех нас, оторванных войной от родных и любимых. Новорожденному дали имя отца. Родители любовно звали его Карлушей, а мы все — почтительно Карлом Карловичем.

Бедный малыш появился на свет в самое голодное время. Да и пеленок тогда негде было достать. Так и рос он на кукурузных лепешках, черном хлебе и картошке. Мальчик был очень слабенький и часто хворал.

В Аскании-Нова, когда ему было уже больше года, он вдруг тяжело заболел. Нужных лекарств у нас не оказалось. Ребенку становилось все хуже. Карл Петрович буквально почернел. Он и убитая горем Мария Ивановна не отходили от сына. Все в группе встревожились. Даже летчики по возвращении с задания первым делом спрашивали:

— Как Карл Карлыч?

Савин съездил в Чаплинку и привез старичка врача. Тот осмотрел мальчика и сказал, что он очень слаб и вряд ли выживет. А лекарств, которые могли бы помочь, сейчас не то что в Александровске или Харькове — в Москве не достанешь…

В тот же день нашего Карла Карловича не стало. Похоронили его рядом с Иваном Федоровичем Соловьевым. Тяжко было смотреть, как плачет богатырь Скаубит, не раз глядевший смерти в глаза.

После похорон мы с Савиным проводили Скаубитов домой. Я разрешил Карлу Петровичу несколько дней не приходить на аэродром, но на следующее утро снова увидел его у самолета. Он готовился к вылету. Вид у него был усталый и нездоровый.

— Не стоит вам сегодня лететь, — по-дружески сказал я Скаубиту.

— Иван Константинович! — вскинул он на меня глаза. — Если бы не барон проклятый… не война… мой маленький Карлуша был бы жив…

Больше он говорить не мог. Я тоже не сказал ни слова.

Скаубит слетал. Отлично сел и, как всегда, четко доложил о выполнении задания. Позже техник отряда Матвеенко сообщил мне, что обнаружил в его самолете более тридцати осколочных и пулевых пробоин. На шасси оказались остатки листвы. Видимо, Карл Скаубит расстреливал белогвардейцев с бреющего полета…