— Я это тебе, гад, никогда не забуду, — от всей души пообещал министр пропаганды.

— Не прыгай, а то по стенке размажу, — предупредил Пряжкин.

— Да я таких вояк, как ты…

Что делал Погремушка с такими вояками, как Пряжкин, осталось тайной, потому что спустя секунду он лежал головой в сугробе. Министр обороны несколько раз обошел вокруг поверженного коллеги, но бить больше не стал — очень уж непрезентабельно выглядел тощий зад Погремушки, а в особенности его голая спина, на которой задралось с полдюжины нижних рубашек разной степени свежести.

— Вставай, — сказал Пряжкин, вполне миролюбиво. — Не трону.

Погремушка с усилием выдернул из снега голову и глубоко, со всхрапом вздохнул, словно ныряльщик, вернувшийся с большой глубины.

— Все, — печально произнес он. — Все тебе, Пряжкин. Конец.

— Ползи, ползи…

— Все, — повторил Погремушка, как сомнамбула. — Все. Конец тебе, Пряжкин.

— Ползи, говорю. Папочке пожалуйся.

— А за это тебе дважды конец.

К счастью, министр бдительности был еще на службе. Увидев входящего Пряжкина, он мановением руки отослал из кабинета троюродную племянницу и деверя, что-то докладывавших ему перед этим.

— Что случилось? — спросил он. — На тебя глядеть страшно.

— Невыполнимое задание вы мне поручили, — сообщил Пряжкин. — Овечкин ее ни шаг от себя не отпускает. Чуть ли не под арестом держит. Вижу, она бы и хотела со мной поговорить, да не может. Надо что-то предпринимать.

— У тебя самого какие-нибудь соображения есть?

— Первым делом ее надо из министерства пропаганды вытащить. Пошлите ее, к примеру, в Ливонию. Пускай расскажет народу, какая невыносимая жизнь за рубежом. А я сопровождающим поеду.

— Губа у тебя не дура, — Зайцев почесал свой бледный остренький нос. — Вот что. Завтра к рубежу отправляется караван за данью. С ним и поезжайте. Думаю, двух суток тебе на все хватит. А я тем временем и камеру подготовлю. Вот только куда на это время Овечкина деть? Еще увяжется за вами.

— Вы его в противоположную сторону пошлите. К оленеводам Туркестана. Он давно туда рвется.

— Это ты неплохо придумал. Вот только с Силой Гораздовичем согласовать надо.

— А разве он сам за данью не едет?

— Приболел Сила Гораздович. Вместо себя Шишкина посылает.

— Так мне, значит, на завтра готовиться?

— Готовься. Все детали я беру на себя. Но только смотри, не подведи меня!

— Что ж ты один, начальник? — удивился Пашка, когда Пряжкин вернулся в штаб. — Выходит, я зря половицы ножичком скреб! А какая закуска пропадает — глянь! Я за этого лосося теплые портянки отдал. Не сговорились?

— Не сговорились, — признался Пряжкин.

— Если тебе баба нужна, я мигом организую.

— Нет… Мне на твоих баб сейчас смотреть противно. Эх, Пашка, если бы ты ее видел…

— Не печалься, командир. Не все еще потеряно. Сокол, и тот не всякую утку с первого захода бьет.

— Завтра утром пораньше встанем. К рубежу пойдем. За данью. Ты нарты приготовь.

— Дело хорошее. За данью я хоть на край света поеду. Только одних нарт, думаю, мало будет. Я к утру штук пять пригоню.

— Хватит одних.

— Твое слово последнее, командир. Одни, так одни, — разочарованно протянул Пашка. — Только это дело сначала отметить не мешает. А то удачи не будет.

— Бес с тобой, — сдался Пряжкин. — Только для порядка сначала идола ублажи.

— Это я мигом! — Прихватив кружку спирта и хвост лосося, Пашка вылетел из избы.

Продышав в оконном стекле глазок, Пряжкин глянул наружу и успел застать самый конец обряда жертвоприношения — выпив до дна кружку, Пашка топнул ногой, утерся рукавом и что есть силы шлепнул идола лососиной по носу.

— Исполнено, — доложил он, возвращаясь. — Доволен, кол деревянный. Дары с благодарностью принял и счастливого пути нам пожелал.

Спустя час Пряжкин, обнимая Пашку, заплетающимся языком втолковывал ему:

— Ты знаешь, что такое тангаж? Да где тебе… Тангаж — это угловое движение летательного аппарата относительно оси, проходящей через центр массы летательного аппарата и перпендикулярное продольной плоскости симметрии. Смотри, рисую… Понял? Никто этого здесь не знает! Один я знаю…

— А теперь и я буду знать! — промычал Пашка. — Мне, начальник, знать можно?

— Тебе можно! Наливай…

— С нашим уважением. За тангаж!