— Не говори с набитым ртом, — попеняла ей бабушка. — Самолеты, дирижабли… Все они одним миром мазаны, лезут в божье голубое небо.

Флора проглотила колбасу.

— Если бы Господь столь ревностно оберегал небеса, не было бы никаких птиц.

— Это он пустил туда птиц, — возразила бабушка. — А людям крыльев не дал. Вдруг авторы этой статьи правы? Вдруг Господь не хочет, чтобы ты этим занималась?

— Если он не хотел, чтобы я летала, — сказала Флора, беря чашку с кофе, — зачем наделил меня столь страстным желанием парить в небесах? — Она отхлебнула ароматного напитка, и кофе восхитительно обволок горло, одновременно успокаивая и даря бодрость. Как здорово, что бабушка наконец-то разрешила его пить! — Я не умру в воздухе, бабушка, обещаю.

Бабушка отодвинулась от стола и вздернула подбородок, как всегда, когда ей перечили.

— Ты не вправе давать такие обещания, Флора. Веди себя кротко, а то я помру от беспокойства.

— Прости меня, бабушка, — повинилась Флора. Протянула бабушке руку, и та взяла ее и трижды стиснула. «Я люблю тебя». Флора в ответ пожала бабушкину руку четыре раза. «А я тебя больше». — Я помою посуду, ты сиди. Положи ноги на стул.

Флора не напрасно тревожилась: бабушку с каждым днем все сильнее мучила одышка. И она постоянно растирала распухшие лодыжки. Бабушка никогда не жаловалась, но Флора понимала, что ее мучают боли в ногах.

— Помоем вместе, — настаивала бабушка. — Дружно не грузно, а врозь хоть брось.

— Сиди, бабушка. Пожалуйста, — попросила Флора. — Не могу спокойно есть, когда ты тут суетишься.

— Минуточку. — Бабушка открыла буфет и достала банку с надписью «САХАР». Вынула оттуда пачку мелких купюр, которые явно копила долгие годы. — Ты правда хочешь летать?

— Больше всего на свете.

— Тогда вот. Позволь тебе помочь. Знаю, этого не хватит, но я верю, что нужно следовать зову сердца.

— Нет-нет, — запротестовала Флора. — Бабушка, это твои деньги, они могут тебе понадобиться.

Бабушка села, и Флора услышала, как натужно она дышит.

— Это для исполнения твоей мечты. Для того и живу. — Она положила деньги на стол. — И точка.

Было ясно, что спорить бесполезно, и Флора сдалась. Она примет деньги, чтобы порадовать бабушку, но тратить их не станет. Тайком положит обратно в банку. Как бы ей ни хотелось летать, от бабушки она ни цента не возьмет. Просто не сможет. Да и этих денег все равно не хватит. Мысль о том, сколько всего отделяет ее от мечты о кругосветном полете, лишала почвы под ногами. Сначала нужно накопить достаточную сумму, чтобы претендовать на приз Бендикса. Потом уговорить капитана Жирара одолжить ей самолет. Затем победить, и даже если получится взять кубок, выигранного будет недостаточно для покупки собственного самолета, что и говорить о необходимом топливе и плате штурману за кругосветку. От этих мыслей хотелось рвать на себе волосы. Флора съела немного тоста, хотя кусок уже не лез в горло, и проводила бабушку в уютную гостиную подальше от посуды.

— Принеси мое одеяло, ягненочек, я уже почти его доделала, — попросила бабушка.

Пока пожилая женщина шила, напевая себе под нос, Флора убрала в кухне. Моя посуду, она вспомнила день, о котором почти забыла: день, когда в город прибыл Чарльз Линдберг. И мальчика, который чуть не переехал ее на велосипеде. Отскребая сковороду, Флора задалась вопросом, каким он вырос. Было в нем что-то притягательное, в том мальчике, который проводил ее домой, хотя не был обязан, и с радостью съел бабушкин имбирный пряник. И он с такой охотой рассказал Флоре, каково было пожать руку знаменитому летчику, что она как будто сама ее пожала.

Хотя в ее воспоминаниях мальчик был маленьким, сейчас он уже почти взрослый мужчина. Флора попыталась представить, как он выглядит сейчас, и на ум пришел Генри. Несомненно, это потому, что он часто приходит в клуб ее послушать. Слегка рассердившись на себя за такие мысли, она переключилась на повседневные заботы: домашние хлопоты и кучу дел, с которыми надо разобраться до вечернего выхода на работу.

Флора вымылась и оделась, а на пути к двери бросила последний взгляд на огненный шар, ранее бывший самым крупным летательным аппаратом в мире, но тут же приказала себе выбросить его из головы. Да, трагедия, но всей стране сейчас нелегко. И самой Флоре вряд ли суждено погибнуть в подобной катастрофе. Незачем тратить нервы на беспокойство по этому поводу.

Четверг, 6 мая 1937 года

«Яблоко. Яблоко, которое подтачивает червь». Так думала о себе кузина Итана Хелен Стронг. Что-то с ней не так, какая-то червоточинка внутри. Она задавалась вопросом, как так вышло, что все остальные выросли чистыми и правильными? Как они посмели? Это подспудное возмущение и подталкивало ее грубить окружающим. Ей не хотелось так себя вести, но иначе она не могла.

А в последние пару недель дела шли из рук вон плохо. Хелен не жалела об инциденте на балу дебютанток. Джарвис Бик заслужил удар коленом в пах после того, как сказал Хелен, что никто на ней не женится, ведь он видел, как она целует Майру Томпкинс в закутке гардероба. К тому же паршивец застал их, когда Хелен только начала получать удовольствие. (У Майры был чудесный ротик, словно спелая вишенка).

Хелен, вообще-то, и не хотелось выходить замуж, но как он посмел такое заявить? Теперь по его вине ее отправляют на запад, чтобы она там болталась, как конфета на ниточке, перед глупым кузеном Итаном. Короче, по множеству причин Хелен хотелось напиться вусмерть и опоздать на поезд. Она до последнего подождет в Зале для поцелуев под отелем Билтмор [9] в здании Центрального вокзала, и будь что будет.

— Я лучше умру, чем туда поеду, — пробормотала она и подняла глаза. Перед ней стояла ее точная копия, одетая в такой же дорожный костюм в горошек. Незнакомка улыбалась, довольная встречей. Хелен отхлебнула виски из припрятанной в книге фляжки и зажмурилась, желая прогнать видение.