Каждому начальнику приходилось поочередно отчитываться перед высокопоставленным гостем, на основании доносов, слухов и сплетен уже составившим свое собственное представление о положении дел в правоохранительных органах республики. Достаточно было двух-трех превратно истолкованных слов, чтобы полковники становились подполковниками, майоры – капитанами, а цветущие мужчины, на висках которых только-только начинала пробиваться седина, отправлялись на пенсию.

Досталось и Быкодерову. От полного морального уничтожения его спасло, наверное, только Костино присутствие да еще то обстоятельство, что присвоение и снятие генеральского звания являлось прерогативой исключительно местного Верховного Совета.

Вид Быкодерова, трясущегося от страха, бормочущего жалкие оправдания и лакейски заискивающего перед похмельным молодцем, в сыновья ему годящимся, не мог не вызвать у Кости чувства глубокого удовлетворения. Это было именно то, что Альберт Эйнштейн, правда, в совершенно ином контексте, называл «кратким мигом торжества».

Впрочем, довольно скоро Зятек сменил гнев если и не на милость, то хотя бы на относительную терпимость. Кадровые перестановки прекратились. Головомойки поутихли, руководящий состав МВД вздохнул с облегчением, словно баба, проводившая со двора взвод солдат-мародеров, неосмотрительно пущенных ею на постой.

Московский визитер между тем приступил к разрешению многочисленных проблем, накопившихся в республике, причем брался за дела, совершенно не соответствующие профилю его службы. (Видимо, имел на то какие-то особые полномочия от тестя.) Как человек современный, он отвергал кабинетные методы работы, предпочитая проводить заседания в саунах, охотничьих домиках и недоступных для простых смертных профилакториях с преимущественно женской обслугой.

Все местное начальство, не исключая, конечно, и Быкодерова, вертелось вокруг Зятька мелкими бесами. Нашлось занятие и для Жмуркина – охлаждать шампанское, прибирать в парилке, следить за температурой воды в бассейне, а главное, держать перед Быкодеровым щит своей ненависти.

Особенно долгим и бурным было заключительное мероприятие, в ходе которого один из референтов Зятька потерял папку с какими-то весьма важными бумагами. Хватились их только при посадке в самолет. Референт был немедленно разжалован и уволен, а провожающих – без разбора чинов и званий – послали на поиски пропавших бумаг. Вслед им летел многоэтажный мат, которого Зятек поднабрался за время службы во внутренних войсках, и обвинения в пособничестве вражеским разведкам.

Так уж получилось, что злополучную папку отыскал не кто иной, как Костя Жмуркин (опыт терять и находить у него, слава богу, имелся), ради этого переворошивший целую гору использованных березовых веников, уже вывезенных на ближайшую свалку.

Зятек, стоя на трапе готового к отлету авиалайнера, лично пожал Костину руку и с мягкой хрипотцой, свойственной всем отцам-командирам, произнес:

– А почему ты еще лейтенант? С сегодняшнего дня будешь капитаном. За исполнением прослежу лично, смотрите у меня! – погрозил он пальцем генералам и полковникам, сгрудившимся на летном поле.

Первым в ладоши захлопал Быкодеров, а затем его поддержали остальные коллеги. Впрочем, непонятно было, кого именно они приветствуют – новоявленного капитана или отбывающего восвояси заместителя министра. Не исключено также, что это была всего лишь истерическая реакция вконец задерганных людей, избавившихся, пусть и на время, от источника своих кошмаров.

Из аэропорта Костя возвращался как на крыльях. Отныне Зятек стал его кумиром. В экстазе внезапно вспыхнувшей любви он даже забыл про свой злосчастный талант, чему в немалой степени способствовала початая бутылка заграничного виски, подаренная ему кем-то из отъезжающих (самим уже, наверное, в глотку не лезло).

Скорее всего именно в этот день и час над Зятьком стали сгущаться тучи, хотя грому было суждено грянуть чуть позже, в ноябре, как раз накануне Дня милиции, когда прямо в своей супружеской постели скоропостижно скончался самый верный из ленинцев, кроме всего прочего, известный также как защитник Малой земли, покоритель целины, инициатор возрождения и чемпион Книги рекордов Гиннесса по разделу «Почести, награды и знаки отличия».

Ох, не вовремя случилась эта беда! Не успел Зятек как следует подготовиться к ней. Еще бы годика два-три пожить под крылышком у тестя, поднабраться силенок, укрепить авторитет, упрочить связи, проводить в последний путь как можно больше недалеких и злобных старцев, почему-то мнящих себя умом, честью и совестью нашей эпохи.

А так он оказался в положении внезапно осиротевшего волчонка-сеголетка. Не успели окрепнуть лапы, слабовата еще хватка, подводит чутье, выдает щенячий визг, а главное – не сбились еще в стаю верные друзья-товарищи.

По тестю еще не успели справить сорок дней, а со всех сторон на его предполагаемого наследника уже поперли разные зоологические твари – растоптать, разорвать, выпить кровь. Были тут и неповоротливые, но могучие медведи, опасавшиеся за благополучие своих берлог, были и кабаны, взращенные еще в свинарниках усатого Генералиссимуса, были и грифы-стервятники, ради такого случая прилетевшие из далекой пустыни, были и коварные горные барсы, были даже и вконец обнаглевшие серые зайцы средней полосы России. Раньше-то они все и шушукаться в полный голос не смели, а теперь вдруг – откуда что взялось! Прорвало! Зарычали, зашипели, завыли, заулюлюкали…