Главе 25.

Владимир.

Болезнь маленького Илюши не стояла на месте, с каждым годом становилось всё хуже, и однажды наступил такой момент, когда он не только не мог ходить, но и не мог сидеть, а только лежал, шевелил головой и немного рукой. Ему было уже больше 20-ти лет, вся юность прошла в страшных муках. Илья за это время выучился грамоте и счёту, подучил немного греческий язык. Теперь, лёжа в постели, он проповедовал людям слово Божье, говорил о страшном суде, о грядущем царствии Божьем. И если бы это говорил простой жрец, его бы заподозрили в том, что он просто хвалит свою церковь, как и любой из жрецов. Но Илья не был жрецом, он был больным мальчиком, как его называли - агнцем, жертвой, которая страдает ни за что. Впрочем, мальчик вскоре убедил их, что страдает не ни за что, а искупляет своими страданиями их людское счастье, чтобы они через него могли прийти к вере и построить здесь царство Божье. И люди дивились, как Илья переносит столь страшную боль, как борется с болезнью. И в конце концов, в его болезни наступил какой-то перелом. Илья приободрился, поверил в себя и стал каждый день при помощи рабочей руки делать различные упражнения, которые придумывал сам. Мышцы его росли, как на дрожжах, начала работать спина. Илья научился садиться, заработала левая рука. Все дивились чудесам его силы воли. Илья уже настолько сильно натренировал себе плечи и руки, что мускулы были видны даже под рубахой. При помощи рук он перемещался по дому, руки заменяли ему ноги, которые всё никак не хотели работать. Но Илья и этому был рад, и ни за что не сдавался. Стоило ему на пару дней прекратить упражнения и физическую нагрузку, как спина отказывала и начинались страшные боли. Так, в постоянной борьбе он проводил день за днём. Семья вся уходила работать в поле, Илья оставался один, на печи, и в это время предавался глубоким размышлениями о судьбах мира. Одиночество его уже не пугало, а напротив, успокаивало, давало возможность собраться с мыслями. И вот в один из таких одиноких дней во дворе появилось несколько незнакомцев. Дворовые собаки выскочили на них с угрожающим лаем, но вскоре почем-то затихли. А затем дверь в избу отварилась и на пороге появились незваные гости. Их был троя, все уже старики, калики перехожие, все вежливо поклонились дому, в который вошли.

– Будьте здоровы, хозяева, - молвил один из них, что стоял посередине.

– Доброго здравия, - отвечал им с печи Илья.

– Что же ты, богатырь, гостей с печи встречаешь? Не хочешь говорить с уставшими старцами? Мы много не попросим, лишь немного воды, чтобы утолить нашу жажду.

– По-вашему, я похож на богатыря?
– язвительно вымолвил Илья, - я бы с радостью вышел к вам, калики перехожие, но ноги мои уже много лет не слушаются меня. И если бы вы открыли глаза, то увидели бы мои костыли, и поняли бы, что я совсем не богатырь.

– Мои глаза уже давно закрыты, - отвечал ему старец, - они не видят, так же, как и твои ноги. Но в отличии от моего недуга, твою болезнь можно вылечить. А потому я снова прошу тебя дать мне воды.

Илья проникся сочувствием к гостям и решил превозмочь себя. С трудом дотянулся до рогатых палок, которые служили ему костылями, и спустился на пол. Всё это хлопец делал довольно медленно, но калики терпеливо ожидали, не вымолвив ни слова. Так же ждали они, когда Илья зачерпнул ковш воды из бочки и пошёл с ним к гостям. Теперь идти было ещё сложнее, так как нужно было не расплескать воду. Но Илье нравилось это тяжёлое упражнение, что-то наподобие он проделывал каждый день, только брал в руки не воду, а какую-нибудь тяжесть. И вот он протянул ковш каликам. Главный старец принял посуду, но в вдруг протянул её Илье, не испив ни капли.

– Испей сначала ты, - молвил он.

– Зачем это? Я пить не хочу.

– Испей, - настаивал гость. И Илья испил воды из ковша. А в следующее мгновение калики окружили его, отобрали ковш и вырвали из рук костыли.

– Стой, богатырь, стой на своих ногах, - произнёс старший старец. А затем они отпустили хлопца и разошлись в разные стороны. Илья действительно стоял на трясущихся тонких ногах, совершенно без помощи рук.

– Это невозможно, - воскликнул он.

– Возможно, - отвечал калика, - проклятие, некогда наложенное на тебя, снято. Теперь ты свободен и можешь стать великом воином.

– Как я могу отплатить вам за своё исцеление?

– Своим словом. Поклянись, что будешь сражаться за русскую землю и защищать её от недругов.

– Клянусь!

– Что ж, богатырь, теперь твоя судьба навеки будет связана с оружием, но помни, что, если нарушишь данное нам обещание, болезнь возвратится к тебе.

После этих слов калики испили воды и покинули двор, а Илья вне себя от счастья побежал на своих ногах в поле, к своей семье. И весь хутор видел тогда случившееся с ним чудо. С тех пор с Ильёй произошло много других чудес. Он заметил, что раны его заживают быстрее, чем у других людей и почти не гноятся. Многие люди умирали от мелких порезов, от заражения крови, Илья всегда оставался жив-живёхонек. Слабые яды так же не могли его убить, хоть других людей и убивали. В какой-то момент богатырь сам себе стал казаться непобедимым, и единственное, что стояло между ним и властью - это христианская мораль. Но чем ближе он теперь подходил к Карачарову, тем сильнее у него начинали болеть ноги, он стал уставать сильнее, чем прежде. Илья не поддавался и всё ещё верил в свои силы, которые стремительно иссякали. В хуторе его встретили, как героя, отец и братья крепко обняли, мать расцеловала. Родители лишь немного постарели, а так здесь всё было по-прежнему, как будто Илья и не уезжал. Он легко влился в тихий сельский ритм, который сейчас лишь немного ускорился от того, что началась уборочная. Илья ходил с хуторянами, по утрам ходил на рыбалку, или сутки напролёт пас коров. Целые дни он проводил под открытым небом, лёжа где-нибудь в траве и гоняя по пастбищу скот. Несмотря на осеннее время, залезал с бреднем в реку и доставал оттуда немало рыбы, ездил с отцом рубить лес, чтобы обновить городские постройки. Скоро домашние заботы полностью поглотили Илью, и он уже и думать забыл о своих прежних приключениях. Он вернулся к истоку, туда, откуда начал, и всё остальное теперь казалось сновидением, как один из его ярких снов, которые радовали его во время тяжёлой болезни. И Илья бы невероятно рад любому труду, каждый раз он узнавал для себя что-то новое. Если прежде он мог только наблюдать за всем, то теперь мог быть полезен своей семье и пытался сполна отплатить ей за прежнюю заботу. С той же удалью, что прежде богатырь шёл в бой, теперь он рвался в поле убирать рожь или ячмень, а если не надо было идти в поле, искал себе какое-нибудь дело по дому и даже подгонял своего отца.

– Что-то батя, пол в свинарнике совсем прогнил, - говорил он, - надо бы обновить.

– Опять в лес хочешь ехать?
– вопрошал старый Иван, - нешто и в дождливую погоду тебе дома не сидится?

– Сидится, не сидится, а скоро зима. Потом в лес уже не поедешь.

И так во всём Илья стремился навести порядок, следил за всем хозяйством. А меж тем вовсю шла жатва, и чуть ли не каждый день в хорошую погоду народ с серпами выходил в поле. Ходил и Илья. Уже многое было убрано, теперь пришёл черёд убирать коноплю. В первый день Илья почувствовал, что как-то слишком сильно устал, спина болела больше, чем обычно. На второй день он встал с лавки, ноги его подкосились, стали как ватные и перестали слушаться. Его снова уложили на лавку. Хлопец ещё несколько раз пытался подняться, но каждый раз падал на пол и один раз даже ушиб голову, присадил себе большую шишку. С этого дня всем стало ясно, что болезнь вернулась. Илью снова перенесли не печь: в то самое место, где он провёл первые 23 года своей жизни. И теперь в самом расцвете сил он снова оказался здесь. В таком положении его и застали гости из города. То был Василий Касимеров с двумя товарищами. Славные богатыри, в кольчугах, подпоясанные. Их вождь лежал больной на печи, бледный, как мрамор и немощный. А ещё недавно он повелевал всей страной. Увидев его, друзья ужаснулись и на какое-то время потеряли дар речи. Илья, сделав над собой усилие, смог сесть, чтобы лучше видеть гостей.

– Вот так вот, братцы, судьба шутит надо мной, - молвил он, - то поднимает, а то снова роняет. А вы просто увидеть меня хотели, или по делу какому прибыли?

– По делу, - отвечал Василий, - Потамий Хромой - воевода нас к тебе послал. Мы письмо ему твоё передали, и он нас принял, как родных, поселил на Владимирской заставе. Потаня очень благодарен тебе за то, что ты одолел Соловья. Ведь Соловей много его товарищей погубил. А теперь воевода захотел тебя сам увидеть. Даже обижается, что ты к нему в гости не заехал, испугался, мол, что он может тебя сдать.

– Он должен меня понять, я видел падение лучших людей. Никому нельзя доверять. А теперь вот, сами видите, не могу из дому никуда выбраться. С печи-то без чужой помощи не могу слезть.

– Тут вот ещё какое дело, - продолжал Василий, - Святогор помер, старый уж был, а тут, как война началась, так совсем сдавать стал.

– Какая ещё война?

– А ты не знаешь? По всей муромской земле об этом говорят. Горясер, когда убил князя Глеба, повёз его тело в Киев, а младшего брата своего - Идмана, посадил в Рязани. Тот написал Полюду Одноглазому, хотел сделать его посадником до возвращения старшего брата. Горясер-то думал, что услугу оказал киевскому князю Святополку. А оказалось, наоборот. Святополк хотел смерти Бориса, но не хотел смерти Глеба, более того, Глеба он своей волей поставил князем в Ростове. А когда Горясер приехал к Киеву, Святополк к этому времени давно уже находился в Польше. Горясера встретили вышгородские бояре, и Путша с ними. Путша посмотрел на тело, да спросил у Горясера меч, которым был убит Глеб. Горясер дал ему этот меч, и этим мечом вышгородкий боярин его в живот и ударил. Порезали они всех муромцев, а тело Глеба тайно от всех увезли в Вышгород. К этому времени муромским посадником стал Полюд. Идман, не дожидаясь брата, сам занял княжеский стол. А Ратша с товарищами бежал в Борский. Там Святогор и скончался. Идман взял Борский в осаду, и тут пришли вести о смерти Горясера. Люди в Муроме взбунтовались, что, мол, обманули их, стали требовать Ратшу к себе в посадники. Идман снова ушёл в Рязань. А в Муроме Полюд помирился с народом и дал слово, что не пустит Идмана, пока тот не получит разрешение киевского князя, но и Ратшу в город не пустит, пока тот не сложит оружие. Так они и сидят: один в Борском, другой в Муроме, третий - в Рязани, и некому их примирить.