Что я ему сделала? Я обычный человек. Я ничего никому не сделала, я никого не убила, никого не ограбила.

Может, я и враг кого-то, но вовсе не лично его, и тем более я не враг нации, или государства, чтобы смотреть так на меня. Или ему в Египет не хотелось в командировку ехать? А я-то тут при чем? Сам работу выбирал.

Короче - оставшиеся десять дней были испорчены. Нас окружали постоянно большое число людей. Если автобус шел на экскурсию - то он был полон, и все рядом сидящие говорили о нас, обо мне, о моих проблемах.

Я вернулась домой разбитая и еще более растерянная.

Друзья и знакомые, если и звонили мне, то говорили заготовленными текстовками. Или командные рекомендации сделать то, или это. Я перестала звонить всем. Постепенно и мне перестали звонить.

Я осталась одна.

Это была иллюзия.

Я старалась изменять маршруты, меняла магазины. Я ходила не туда, куда обычно, чтобы меня не встречали вдруг набежавшие очереди, или разговоры в кассах о том, куда и как я засовываю тампакс.

Но все это ничего не меняло. Я уже не могла рисовать. Я не могла думать и держать кисточку под таким нажимом и натиском агрессивного внимания.

Выжить... Выжить... Выжить...

Так прошло несколько месяцев. Я была блокирована неким пространством. Камеры, камеры, камеры. Везде были камеры. Я чувствовала это кожей.

Еще немного, - успокаивала я себя - потерпи, это не будет длиться вечно,

Это очень дорого стоит, да кто ты такая, чтобы пасти тебя самолетами и поездами. Я не знала ответов на эти вопросы. И уже не хотела знать. Я сломала себе голову - что им нужно от меня? Ни один ответ не казался мне вразумительным.

Все слишком долго тянется.

Когда же это кончится?

Я хотела только вырваться живой, я проклинала все, свое самолюбие, свои желания, да не надо мне ничего! Я больше ничего не хотела, лишь быть обычным человеком, за которым никто не следит, и никто не ходит. Быть как все...

Я все еще не знала, во что ввязалась. Вернее, что ввязало меня.

Кто эти люди, что они хотят? Не могут так проверять обычного художника.

Я не знала, что мне делать.

Дача не принесла успокоения. К тому же, кто-то залез туда и унес практически все, что смог унести - кроме стен и старых диванов. Телевизор, чайник, даже часы со стен исчезли.

Лето не вылечило мой кашель. Но я все еще улыбалась, все еще верила, что силы эти добрые, что они хотят мне добра и пасут меня для будущего.

– А может, обо мне просто забыли? А эти-то и ходят. Им что - лишь бы зарплата шла.

Наивная.

Летом я решила, что поеду с дочкой в Барселону. Кашель лечить.

Барселона - была постоянным нашим местом отдыха. Это было привычное место. Гостиница, новое окружение, люди, - я так хотела увидеть других людей, я тогда называла их настоящими.

Настоящих - значит других, не тех, кто ходит за мной.

Другая страна, другая обстановка, да, пусть камеры, но это будет не мой дом, не мои обычные условия, а что-то другое.

И может быть, и я увижу, наконец, кто руководит этими действиями, может я смогу вычислить того, кто ведет слежку.

Ведь ясно же, что наблюдение и операция ведется русскими, а центр - где-то еще. Одно я понимала точно и четко - это было большое дело, очень дорогостоящее, очень масштабное, и стояло за этим реально богатое и мощное формирование.

А русские. Ну что русские. С ними наверняка можно как-то договориться. Я же тоже может быть смогу потом помочь. Чем и как я не знала. Я знала только одно - я больше всего этого не выдержу. Я не могу больше дышать под постоянным наблюдением камер. Глотка свободы - все, что мне хотелось. Глотка бесконтрольных действий, и глотка свежих людей.

Улыбка все еще клеилась к моим губам. Как минимум я хотела понравиться.

На уме постоянно вертелось избитое - тайна рождает любовь.

Соображения о том, может ли понравиться женщина, которая полностью открыта - о которой известно все - как она ходит, как она бегает, как она моется, как подкладывает тампоны, как вытирает попу, в конце концов, и как...
– этот вопрос реально занимал мои мысли.

Уровень сознания... Сейчас мне стыдно... Кому я хотела понравиться? Тому, кто вел операцию - кто непосредственно следил за мной, кто отдавал распоряжения по моему мучению и испытаниям.

– А может, обо мне забыли?
– это вопрос вырвался у меня к концу лета.

Муж пожал плечами.

– Кто забыл?

– Ну, как кто? Те, кто отдал приказ следить за нами, кто посадил нас под колпак. Может команда была, а теперь о нас все забыли.

– Да ты столько не стоишь, сколько уже потрачено на все это денег, - как-то услышала я на улице, крикнутое прямо мне в глаза.