Шрифт:
Доктор Крофтон подумал, что это несколько необычно. В наши дни немногие беременные женщины могли позволить себе отдых и заботы о самих себе; напротив, они работали все больше и больше, чтобы доказать главенствующее значение карьеры в их жизни.
— Тогда я бы порекомендовал вам утренние прогулки и полуденный сон, — сказал Крофтон.
Эран казалось, что она могла бы проспать целое столетие.
— По возможности избегайте перенапряжения, необходимо полностью исключить курение и алкоголь, и, если возникнут вопросы, звоните в любое время. И мы договоримся о нашей следующей встрече, — сказал доктор.
Он проводил женщин до регистратуры. В отличие от некоторых матерей-одиночек, эта девочка, очевидно, не была впутана ни в какие дрязги со своим семейством. О ней хорошо позаботятся. И врач простился с ними.
На улице Аймир крепко прижала Эран к себе, в ее глазах блестели слезы радости.
— О Эран, это замечательно! Ты довольна? Несмотря ни на что?
— Да. Я довольна, — вяло ответила Эран.
— Давай найдем уютное кафе, где мы сможем посидеть и обо всем поговорить, — предложила Аймир.
Аймир привела Эран в ближайшее кафе — с розовыми занавесками и светлой плетеной мебелью — и с довольной улыбкой на лице заказала чай и пирожные.
— Как ты себя чувствуешь, дорогая? — ласково спросила Аймир.
Как она себя чувствовала? Эран была довольна, даже горда собой, но очень утомлена.
— Я так рада, что ты здесь, со мной, Аймир. Я так взволнована и смущена, не знаю, то ли мне смеяться, то ли плакать. Я — мать! Я собираюсь стать чьей-то матерью… разве не странно это звучит? — Эран удивленно подняла брови.
Мать! Потрясенная в свою очередь. Аймир сидела, размышляя об этом, обдумывая каждое слово.
По расчетам, 29 марта, объявил доктор, у Эран появится сын или дочь.
— Посмотрим, что скажет Дэн, когда все узнает. Да, кстати, о Бене. Теперь тебе надо все ему рассказать. Ты должна это сделать, Эран, — заявила Аймир.
— Нет, — отрезала Эран.
— Но, Эран, он… — Аймир умолкла.
— Нет. Я уже говорила тебе прежде, я не буду шантажировать Бена, — сказала Эран.
— Перестань так говорить! Он все равно узнает. Предположим, что он приедет тебя навестить, скажем на Рождество. Тогда это будет уже заметно, — сказала Аймир.
— Если он приедет по собственной воле, то пусть сам и принимает решение, — отрезала Эран.
Аймир вздохнула. Это походило на попытку переубедить упрямого мула. Если они не прекратят говорить об этом, у Эран снова потекут слезы. Она решила вернуться к этой теме позже.
— А как быть с родителями Бена и с твоими? — спросила она.
— Его родителей я не увижу, а мои живут в Ирландии, — сухо ответила Эран.
— Но ты должна будешь сообщить им! Своим родителям, по крайней мере. Ты не можешь скрывать от них ребенка, — заметила Аймир.
— Нет… но нет никакой необходимости сообщать им прямо сейчас. Папа начнет волноваться, а мать просто сойдет с ума. Она ненавидит Бена, Аймир, и ты это знаешь. Когда Молли услышит, что он оставил меня и что я жду от него ребенка, это будет последней каплей. Я просто не могу пока с ними встречаться, — сказала Эран.
— А что ты собираешься делать? Кто будет заботиться о тебе? Мне очень жаль, но я-то не смогу: я должна ехать домой, в школе скоро начинаются занятия, а тебя нельзя оставить здесь одну! — воскликнула Аймир.
— Аймир, я же не больна. Я могу сама позаботиться о себе, — устало возразила Эран.
— Нет, ты не сможешь! Что, если ты окажешься в безвыходном положении? — настаивала Аймир.
— Тогда я вызову доктора Крофтона, так же как это делают все остальные. Кроме того, Холли Митчелл сейчас в Айлингтоне. Мы хорошие подруги, и она — медсестра, — сказала Эран.
Аймир решила позвонить Холли как можно скорее. Естественно, что Холли не обязана присматривать за девушкой, но, если бы Эран решила остаться в Лондоне, на Холли можно было бы положиться.
— Тебе не кажется, что будет лучше, если мы вместе вернемся домой? Дэн и я будем рады, если ты поживешь у нас. Тебе там будет лучше, чем с родителями, — предложила Аймир.
— О Аймир, ты так добра! Но мой дом — здесь. Я не вернусь в Данрасвей, чтобы не быть обузой и объектом сплетен и чтобы отец Кэрролл не читал мне нотаций о совершенных мною ошибках.
— Ты так говоришь, как будто Данрасвей — самое ужасное место в мире! — удивилась Аймир.
— Разве? Я не имела это в виду. Но я пробую быть последовательной, как ты и хотела! Я знаю, что часть моего сердца навсегда останется в Ирландии. Давай начистоту, Аймир. Эти чувства присущи всем иммигрантам… Я выбрала Лондон, мой дом — здесь, здесь я и останусь. Как однажды сказала Холли: «Не бегать же тебе к мамочке по каждому поводу!»