Пешие ратники принимали на рогатины напирающих монгольских багатуров, смертоносный прямой удар рогатины пробивал доспех, и потому монголы, уклоняясь, ерзали и извивались в своих седлах, стараясь, чтобы удар прошел вскользь. Пешцы кололи монгольских лошадей, либо проворачивая вонзенный широкий наконечник рогатины, либо резали наконечником, как ножом, конские бока и шею, нанося страшные рваные раны. Дико крича, лошади метались и падали, давя своих и чужих. Если всадник не успевал соскочить и падал вместе с лошадью, его добивали на земле или же просто топтали ногами, не глядя, в то время, как руки направляли оружие уже в другого врага. Мирные крестьяне-земледельцы, а ныне воины, обезумев, гвоздили топорами направо и налево (эх, сколько деревьев повалено, сколько дров переколото, сколько срубов поставлено этим топором!), сами получая удары, лезли напропалую, силой переломить силу! Не чувствуя полученных ран, продолжали биться до тех пор, покуда держали ноги. Иные дрались простыми дубовыми палицами, стремясь ударить по лошадиной голове или оглушить, ошеломить всадника.

Часто в толчее боя супротивники оказывались прижаты друг к другу вплотную: не размахнуться ни саблей, ни топором, — тогда сцеплялись, обхватив друг друга руками, пешие ратники тащили монголов из седла, и оба, уже на земле, старались подмять друг друга. Но то не дружеская борьба, без которой не обходился ни один праздник ни у русских, ни у монголов, и исход ее иной, — то бой увечный, смертный; руки ищут горло врага, пальцы давят глаза, рвут ноздри и рот, вцепляются в бороду. Оба стараются выломать руки супротивнику, заворачивая их в суставах, ломают пальцы, зубами вцепляются в горло врага! Эх, человече! Сложись по-другому, могли бы вместе сидеть за дружеским столом, но почему-то сложилось так, что нужно давить и рвать друг друга руками, и нельзя иначе. А как теперь по-другому?.. Почему так?

Основу русского войска составляли дружинники — кмети — профессиональные воины, люди боя. Из них собирались конные дружины князей и бояр. И если ратники из землепашцев, ремесленников и охотников составляли основную часть, опору воинства Коловрата, то главной ударной силой были воины его личной боярской дружины, черниговские удальцы, которых Евпатий позвал с собой, да немногие рязанские дружинники, случаем оставшиеся в живых после степного нахождения. Мужиков — земледельцев, пастухов, хорошо державшихся в седле, — Коловрат тоже посадил на коней, они вступали в бой во вторую очередь, вслед за дружинниками, наносившими основной удар. Таким образом, дружина Евпатия исчислялась в пять сотен всадников. И сейчас они пробивались во главе русского войска туда, где колыхался на ветру бунчук Бату-хана, и уже виднелся белый верх огромного ханского шатра, но атака все-таки завязла в многолюдстве монголов. Ряды монголов сгустились, к месту боя стекались их свежие отряды, но если монголам удалось атаковать русов с тыла и флангов, то переломить битву у них не получилось: волна накатилась на волну.

Бой конных кметей отличался от боя пеших ратников. Если в начале конной сшибки большую роль играет пробивная сила копий, то сейчас, когда замедлилось движение вперед, ряды противников перемешались, сгрудились в тесноте — где свои, где чужие? — в ход пошли мечи, сабли и топоры (или по-русски — секиры).

Сеча… Бешеная круговерть, мелькание бликов доспехов, лезвий оружия, лиц людей, обезображенных звериным оскалом, конских морд, свист и звон тысяч клинков, дикие крики людей и лошадей, сливающиеся в единый неумолимый гул битвы. В такой неразберихе ситуация меняется мгновенно, враги могут быть со всех сторон, ты можешь оказаться окруженным — один против всех! И удары, удары отточенной стали со всех сторон! В этой стихии есть только один способ выжить, — даже и не только остаться в живых, но и победить! — это наносить удары. Способ жизни, существования в сече — это бить, сечь часто, непрерывно, непредсказуемо во все стороны и назад в том числе, и как можно быстрее. Максимально заполнить ударами пространство вокруг себя! Вспомним боевой танец-тренировку Коловрата. Попал, не попал — некогда останавливаться, бей дальше, не в голову, так в плечо, не тому, так другому! Сознание не успевает за быстро меняющейся реальностью и в бессилии отключается, — человек продолжает биться! — но… в этом и спасение! Сознание с его условностями, оценками и запретами не дает раскрываться заложенному в нас потенциалу (как созидательных, так и разрушительных сил). Здесь, сейчас, когда смерть вокруг, когда твоя жизнь висит на волоске в пространстве свистящих клинков, не сдерживаемая условностями сознания, пробуждается огромная сила самого древнего и мощного инстинкта — инстинкта самосохранения, — движения становятся в несколько раз быстрее возможного, тело становится нечувствительным к боли, воин может продолжать сражаться, имея страшные раны, которые в обычном состоянии приводят если и не к смерти, то к невозможности двигаться вследствие боли и потери крови. Тело превращается в неудержимую машину разрушения, несущей смерть. Но это происходит не с каждым, и еще меньше, единицы людей научились контролировать и вызывать у себя при необходимости это состояние. Но такие люди были! Стихия беспощадной рукопашной схватки породила на Руси неповторимые в своем роде личности непобедимых воинов — витязей. Одним из таких был Евпатий Коловрат.

Евпатий бился боевым топором, прикрываясь круглым щитом от стрел и ударов. Сражаясь в первых рядах, Коловрат держал во внимании всю картину боя. Когда он видел, что где-то русичам приходится туго, то сразу же устремлялся туда, бросаясь в самую гущу врагов, часто оказываясь окруженным со всех сторон, но ничуть этим не смущаясь, разил степняков, рассыпая удары во все стороны. И монголы, яро кидавшиеся на окруженного вражеского вожака, неизменно находили здесь свою смерть. А русские, обод-ренные примером воеводы, с новой силой напирали на степняков.

С топором Коловрату пришлось расстаться в один из критических моментов боя. Нахлынули свежие сотни степных удальцов, и русским снова пришлось нелегко. Евпатий, недолго думая, крутнув над головой свою секиру, со всего плеча метнул ее в предводителя нового монгольского отряда — нойона в золоченых доспехах. Топор ударил багатура в грудь и, бездыханного, сбил на землю. Боевой дух монголов был сломлен, и ратная удача вновь окрылила русичей.

На Руси издавна было заведено решать исход ратного спора в рукопашной схватке. Монголы были неплохими воинами, но их родина — бескрайние степи, огромные открытые пространства — приучила их искать победы в ловкости маневра всего войска, — кто кого перехитрит, — отсюда резкие, шумные атаки с последующим ложным отступлением, чтобы завлечь противника в ловушку. Монгольский воин — это прежде всего отличный наездник, стрелок из лука, беспрекословно повинующийся начальнику. На прямое столк-новение монголы решались только при явном численном превосходстве.

Так и не сумев растоптать своим натиском малое войско русов, монголы ослабили напор, откатились, готовя новую атаку.

К Бату-хану привели пятерых русов, которых выволокли на аркане прямо из боя. Бату, сидя в седле, сверху вниз разглядывал пленных, сбитых нукерами на колени, — все ранены, перепачканы кровью, своей и монгольской. Давя их взглядом, который, впрочем, русские переносили совершенно спокойно, видимо, не понимая, перед кем стоят, Бату-хан спросил через переводчика:

— Я хочу услышать от вас только одно: кто ваш воевода? Его имя?

— Нам нечего скрывать, воевода наш — Евпатий Коловрат, боярин рязанский. Ты всю семью его сгубил, Рязань порушил, он теперь от тебя не отступится.

— Не отступится?! На что вы все надеетесь, вылезши из своих лесов и напав на мое войско столь малым числом? Вы сейчас умрете!

— Не разговоры говорить мы пришли к тебе, мы и пришли умереть за землю. Нет у нас страха перед тобой.

— Снимите им головы! — бросил Бату-хан нукерам.

Хан молчал некоторое время, раздумывая, затем, глянув на почтительно примолкших нойонов, громко приказал: