Русские не рассеивались по стану, увлекшись истреблением растерявшихся врагов, они слитно двигались в одном направлении — к центру монгольского стойбища, где стоял шатер Бату-хана. Попадавшиеся на пути повозки они растаскивали в стороны (поэтому Коловрат и двинул сначала пешую рать). Опомнившись, монголы стали оказывать ожесточенное сопротивление, продвижение русских замедлилось, и тогда они подали Евпатию очередной условный сигнал — подожгли сразу несколько юрт. Коловрат сразу двинул от опушки леса свою конную дружину:

— Мститесь, русичи! Вперед!

Разогнавшись по протоптанному пешцами пути в поле, всадники стрелой влетели в монгольский стан. Пешая рать расступилась по сторонам, как было условлено ранее, пропуская вперед конный клин. Ратники ликующими криками приветствовали мчащегося впереди Евпатия Коловрата. Новый стремительный натиск конных русов ошеломил монголов, и уцелевшие в рубке побежали в разные стороны. Русские в своем стремительном натиске неумолимо двигались вперед, узким клином рассекая монгольский стан, словно нож, разрезающий пирог.

Меж тем стало совсем светло. Начался новый день, всего лишь один миг в бесконечной чреде времен. Ой ле! То не от света зари покраснели снега, но окрасились кровию людскою!

Бату разбудил телохранитель, кратко сообщив о происшедшем. Хан вскочил, мгновенно стряхивая сон. Ему сразу же поднесли изукрашенный золотом стальной доспех. Выйдя из шатра, он услышал гул битвы. Верхом на коне въехал по мосткам на непо-крытую повозку. Телохранители обступили его по сторонам, прикрывая щитами. Чтобы лучше видеть, Бату встал во весь рост на спине коня. То, что он увидел, удивило и напугало его. Бой шел уже там, где начинались юрты тумена* его личной охраны. Опустившись в седло, Бату оценивал случившееся и переживал поток нахлынувших чувств, — все произошло слишком неожиданно, поэтому ошарашило и напугало, хотя этого нападения он ждал! Он не отдал еще ни одного приказа, когда примчался старый Субэдэй, сверкая единственным глазом.

— О, джихангир! Наконец случилось то, что мы ждали! Урусутский медведь сам зашел в ловушку! Я уже послал два тумена в широкий охват. Они замкнут кольцо и прочешут всю округу.

Но я думаю, это излишне, потому что наши минганы** уже отрезали урусутов от леса, им некуда отступить, их мало и они окружены! Нам осталось только уничтожить зверя, попавшего в ловушку!

— Это хорошо, но урусуты бьются уже с моим личным туменом! И продолжают двигаться вперед к моему шатру, а не назад, к лесу!

— Прикажи атаковать их нашим лучшим отрядам, и мы в мгновение ока уничтожим горстку дерзких безумцев!

— Что ж! Вперед! Смерть урусутам! Да! Пусть их вожака приведут мне живым на аркане! Я сам хочу увидеть этого безумца!

Когда русские достигли расположения тумена личной охраны Бату-хана, монголы уже оправились от неожиданности, успели повскакать на коней и встречали русских во всеоружии. Но, хоть и медленно, русские все же продолжали теснить и продвигались туда, где развивался бунчук Бату-хана.

К месту сражения подтягивались новые отряды монголов, и вот, повинуясь единой команде, они атаковали русских со всех сторон одновременно. Русичи знали, на что шли, знали, что уже отрезаны от леса, да и не собирались уходить. Нападения сзади они ждали, и поэтому, когда, разогнавшись по их же следам, со стороны леса налетели свежие конные тысячи степняков, монголы увидели перед собой не спины врагов, а тесные ряды воинов, густо ощетинившиеся стальными остриями.

Коловрат приказал беречь лучших стрелков-охотников, находиться им в середине войска и оттуда, через головы своих, поражать монголов стрелами. Опытный русский лучник из лесных охотников, впервые взяв в руки в пять лет игрушечный детский лук, годам к двадцати пяти — тридцати достигал невиданного мастерства в обращении с этим своим орудием труда, — попадал в глаз зверю, чтобы не портить шкуры, и мог при необходимости стрелять с такой скоростью, что пока первая стрела долетит до цели, успевал выпустить еще несколько. Таким образом, в полете находилось по три — пять стрел одновременно, пущенных одним человеком. Сейчас, когда лучники стреляли через головы своих товарищей, практически не видя противника, большее значение имела не прицельная стрельба, а именно густота боя. Падая как дождь в тесные монгольские ряды, стрелы нет-нет да и находили незащищенный конский бок, шею, лица и руки всадников. Пораженные лошади падали под ноги несущихся сзади, и те, не успевая свернуть, спотыкались и грохались оземь, давя своих седоков, кувыркались через спину, а там уже наскакивали следующие. Короткий обстрел значительно снизил натиск монголов. Их первые ряды, видя плотную стену русских, стоящих недвижимо, прижимаясь друг к другу плечами, укрывшись щитами и выставив копья, невольно затормаживали бег коней, пытаясь оттянуть страшный миг, пытаясь продлить хоть на мгновенье свою обреченную жизнь, иные пытались даже заворотить коней, но сзади неумолимо напирала конная лава и толкала их на смертоносные острия.

Первые ряды монголов погибли, пронзенные русскими копьями. Порою всадник, на бешеном скаку напарываясь на копье, прошивал насквозь и коня, и себя. Продолжая свое движение по инерции, уже убитые конь и всадник подминали под себя убившего их. Первые ряды русских пали, так же задавленные лошадьми, не отойдя назад. Да и некуда было отойти! И, задыхаясь раздавленной конскою тушей грудной клеткой, захлебываясь собственной кровью, уже почти умерев, продолжали сражаться, пытаясь засапожным ножом достать перелезающих через поверженные тела вражеских лошадей, снизу вспороть брюхо или подрезать жилы.

Особо сильна напором была атака со стороны леса, так как там, где прошли русские, оставалось чистое место для разгона конницы, но атаковали монголы со всех сторон. Бату бросил свои лучшие отряды, защищенные не кожаными, а железными кольчугами и доспехами. Бросил лучшие отряды, чтобы сразу, мгновенно разбить, раздавить горстку русов, прежде чем весть о нападении на ставку Бату-хана раскатится по всему войску монголов.

Надавили со всех сторон, сошлись грудь к груди. И нечего здесь искать, кроме смерти, смерти своей и смерти врага своего! И ЗАКИПЕЛ ЯРОСТНЫЙ И БЕСПОЩАДНЫЙ РУССКИЙ БОЙ!