«Чего?»

— Стоп, куда они скоро отправятся? В другую часовню? — спросила я, нахмурившись.

— Нет, к Селестии…

Я тут же посмотрела на него. Мои глаза расширились в ужасе, когда я увидела грусть в его взгляде.

— К-как ты мог? — прошептала я, а затем развернулась и выбежала на улицу.

Я собиралась обыскать всё вдоль дороги, в надежде обнаружить следы присутствия этих пилигримов в Капелле. Увидеть, что я ошибалась. Но вместо этого я посмотрела в сторону Хуффа. Они только начали пересекать мост, ведущий к городу.

— Стойте! — выкрикнула я, рванув изо всех сил в сторону трех путников. Сердце стучало в груди так же быстро, как мои копыта стучали по растрескавшемуся асфальту. Чтоб мне провалиться, я должна их предупредить. Должна остановить!

— Стойте! Не идите в ту сторону! Остановитесь! — закричала я, добежав до моста.

Дергающаяся кобыла с пожелтевшими глазами остановилась и обернулась на крик. Но обе её подруги продолжали идти.

— Умоляю, во имя Селестии, не делайте это!

Она продолжала улыбаться мне, когда пушки на вершине городской стены выстрелили в трёх пилигримок. Красные лучи прошли сквозь них, и огонь начал пожирать их тела, обращая в пепел.

Будь я проклята, улыбка этой кобылки исчезла последней.

Я села на растрескавшийся асфальт, глядя туда, где только что стояли три пони. Дождь усиливался, его большие тяжёлые капли смывали со ржавеющего моста всё, что осталось от них. Их больше не было, и, хотя я не была с ними знакома, мне почему-то их недоставало. Как я могла скучать по тем, кого совершенно не знала?

— Я сожалею, — сказал Священник сквозь дождь, заглушавший собой шум реки.

— Почему ты не остановил их? — спросила я, посмотрев на жеребца через плечо.

Он не выглядел рассерженным. Только грустным. И, почему-то, это выводило меня из себя ещё больше.

— Потому что не мне их останавливать.

— Не тебе? — Я развернулась, глядя ему в глаза. — Ты же… ты… ты… да кто бы ты ни был! Как ты можешь говорить, что не тебе их останавливать?

«Ни одна кобыла в Стойле Девять Девять не покончила бы с собой и не лишила бы тем самым Стойло своих навыков. Каждая жизнь важна и необходима!»

— А что я должен был сделать, Блекджек? Запереть их? Накачать наркотиками?

«Ни капли злобы. Почему это его не разозлило? Как он мог так спокойно позволить тем пони пойти навстречу своей гибели?!»

— Я говорил с ними, так же, как сейчас говорю с тобой. Я выслушал. Я помолился. Но окончательный выбор был за ними.

— Ты позволил им умереть только потому, что это был их выбор? — Мой рог покалывало. Я была готова сделать свой собственный выбор.

— Да. В Пустоши нам почти не приходится выбирать, Блекджек. И на большинство альтернатив нельзя взглянуть без страха. Голодать самому или позволить голодать своим детям? Умереть самому или убить, чтобы выжить? Совершить зло и жить дальше, или нет?

Молчание.

— Я пытаюсь говорить с каждым из них. Стараюсь убедить их выбрать жизнь. Я говорю им, что они могут остаться в Капелле, если захотят, или же я помогу им перебраться в Гаттервилль или на Скотный Двор. Но решение жить должно быть их собственным. Иначе, я ничем не буду отличаться от Пустоши. Я не лишу их возможности умереть безболезненно и по собственной воле. И, если они всё же решатся на это, как я могу мешать им обрести хоть немного покоя?

Пульс глухо стучал в моих ушах. Я дышала часто и глубоко.

— Значит, если я пойду по этому мосту прямо сейчас, ты не станешь меня останавливать? — спросила я. Моя грива просто безумно чесалась.

— Нет. Не стану, — тихо ответил он. — Я бы возразил, вежливо, конечно, что в твоей жизни гораздо больше вещей, ради которых стоит жить, чем тех, ради которых стоит умереть. Где-то рядом твои друзья, которые тебя ищут. У тебя есть вопросы, на которые ты ищешь ответы. У тебя есть враги, которые жаждут твоей смерти. И я подозреваю, что Селестия и Луна были бы разочарованы, если бы ты решилась пойти.