Впрочем, простите, капитан, понимаю, что вы хотели бы услышать всю повесть, но на нее уйдут дни; к тому же нам приказано поторопиться. Нас посылал Совет Всемирного Союза, и мы должны отчитаться перед ним. Согласитесь, это разумно. А посему мы запрашиваем разрешение на отправление прямо в Солнечную систему.

Арчер вновь онемел.

Неужели он пытается справиться не только с удивлением? Повинуясь порыву, Джоэль вызвала внешние приборные комплексы корабля. Хлынувший поток данных увлек ее. Он еще не нес полноты восприятия… и все же какую легкость и благословение ощущаешь, воспринимая космос как целое и сливаясь с ним воедино! Сопротивляясь желанию, она сконцентрировала свое внимание на показаниях радара и навигационной информации. За какую-то долю биения пульса Джоэль вычислила координаты «Фарадея» и вывела его на свой экран.

Для этого не было особых причин. Она знала, на что похожи сторожевики: усеченный серый цилиндр, способный опускаться на планеты, ракетная и лучевая установки, втянутые в обтекаемый корпус. Сколь непохожи его очертания на огромную, ощетинившуюся инструментами хрупкую сферу «Эмиссара». Когда картинка поменялась, она не стала увеличивать и усиливать изображение, чтобы различить корабль за тысячи километров. Вместо него перед ней на фоне звезд возникли два неярких огонька — зеленый и красный. Это были маяки возле Т-машины. Там их поместили Иные. Усиленные приборами органы чувств сообщили ей, что на экране виден и третий — ярким пятнышком в ультрафиолетовой области.

Она смутно расслышала Арчера:

— …карантин?

И ответ Лангендийка:

— Ну разве что, если они настаивают; однако мы восемь лет ходили по Бете, привезли сюда посла бетан, и никто не подцепил никаких болезней. Пинский и Де Карвалья, наши биологи, изучали этот вопрос и заявили, что перекрестное заражение невозможно. Слишком несходная биохимия.

Завороженная видом маяков, Джоэль перестала слушать. Настанет день, и она, голотевт, вступит в общение — разум с разумом — с их создателями, если когда-нибудь сумеет найти их.

Впрочем, зачем она Иным и что они сделают с ней, быть может, и в прямом смысле этой фразы? Даже физический облик, возможно, не совсем безразличен им. Как ни странно, в это мгновение, впервые едва ли не за десятилетие, Джоэль Кай представила свое тело состоящим из плоти, а не машиной.

В свои пятьдесят восемь земных лет и при 175 сантиметрах роста тело ее оставалось стройным, даже склонным к худобе, кожа чистой и бледной и почти лишенной морщин. На сложении и высоких скулах свой отпечаток оставила история, отзывавшаяся и в ее имени; Джоэль родилась в Северной Америке, точнее, в последних останках Соединенных Штатов, прежде чем они объединились с Канадой. Мягкое лицо, темные и большие глаза, соболиные волосы, ровно постриженные ниже ушей, ныне отливали сталью. Теперь на ней был рабочий комбинезон с огромным количеством карманов и застежек, но она и дома редко носила модные вещи.

Мелькнула улыбка. «Какой глупой я становлюсь. Если об Иных что-нибудь точно известно, так это именно то, что никто из них т станет ухаживать за мной. Неужели я думаю о Дэне, оставшемся на Деметре? Еще одна чепуха. Слетав на Бету, я стала старше его на восемь лет».

Мысль эта каким-то образом пробудила память об Эрике Странатане, первом и последнем мужчине, которого она беззаветно любила. Четверть столетия плюс то время, которое она провела в этом полете, он возвращался к ней, — в том каноэ на лесном озере у подножия гор, под пропахшим соснами ясным небом, столь же беспредельным, как и то, которое окружало «Эмиссар».

Подняв вверх глаза, она прошептала:

— Интересно, каким видят его Иные? Что значит небо для них?

— Что представляют собой Иные? — спрашивал он тогда. — Животные ли они, в своем развитии превзошедшие нас, или думающие машины; ангелы, обитающие у престола Господня; или же столь удивительные создания, что мы просто не умели представить себе такое и не сумеем; или вообще что-нибудь еще? Люди гадают об их природе уже более века.

Она ответила с гордостью:

— Мы намереваемся выяснить это.

— С помощью голотевтики? — спросил он.

— Возможно; или с помощью… Впрочем, кто может сказать? Но я верю в то, что это случится. Я должна в это верить.

— Быть может, лучше не хотеть этого. По-моему, узнав их суть, мы не останемся прежними, цена может оказаться слишком высокой.

Она поежилась:

— Ты хочешь сказать, что нам придется отречься от всего, что у нас есть?

— И от всего, что представляем мы сами. Да, такое возможно. — Родной стройный силуэт шевельнулся, качнув лодку. — А я не хочу этого. Я так счастлив сейчас. В это мгновение.

В ту ночь они стали любовниками.

…Джоэль очнулась. «Прекрати, будь разумной. Иные — мое наваждение, я знаю об этом. Я вновь увидела их творение, служащее не инопланетянам, но людям, и зрелище словно открыло во мне родник. Виллем прав. Одних бетан хватит многим поколениям исследователей моей расы. Неужели Иные знают это? И предвидели?»

С легким замешательством Джоэль обнаружила, что внимание ее отвлеклось от интеркома не на одну минуту. Она не была склонна к мечтам и задумчивости посреди бела дня. Быть может, так вышло, потому что она подсоединена к компьютеру. В подобные мгновения оператор становится великим математиком и логиком, чьи возможности на несколько порядков превышают возможности существ из плоти и крови, живших на Земле прежде, чем была разработана эта связь. Но оператор все равно остается смертным, полным глупости, подобающей всему человеческому роду. «Должно быть, мной овладела привычка к рабочей концентрации. Я ведь отвыкла от эмоций».