Шрифт:
– Понятно, понятно, - нетерпеливо закивал Рокфеллер, ожидавший примерно такого ответа.
– А теперь спроси у него, как же он может отказываться воевать с соседями, если думает, что соседи могут напасть на его племя? Если к соседям честный белый человек не приходил, они по-прежнему живут по старым законам и могут перебить все его племя, если оно будет жить по новым законам и перестанет воевать.
Последовал еще один обмен репликами между Родольфом и вождем туземцев. Майкл терпеливо ждал перевода - он уже видел, что старый туземец явно не знает, что ответить, и на ходу пытается придумать хоть что-то более-менее достойное.
– Он говорит, что лучше бы тебе послушать того честного белого человека. Миссионера, в смысле - он лучше объяснит, почему нельзя убивать соседей, - перевел Родольф, наконец, на английский.
– Ха! Вообще-то я таких людей много слушал, - фыркнул Рокфеллер.
– Но это переводить не надо. Ты у него другое спроси: если сам он не может объяснить то, что сказал ему тот белый, то как он может быть главой племени? Может быть, он должен уступить свое место тому белому?
Еще до того, как Родольф закончил переводить этот вопрос, Майклу стало ясно, что спор с вождем выигран - он увидел, как лицо старого папуаса исказилось от ярости.
Чувствуя себя шахматистом, с легкостью переставляющим на доске фигуры именно в том порядке, в каком ему было нужно, Рокфеллер улыбнулся. До чего же легко манипулировать этими дикарями! И правда, как шахматными фигурами, с той лишь разницей, что они не черные и не белые, а все одинакового шоколадного цвета. В некоторых племенах спровоцировать конфликт было проще, в некоторых, как здесь, сложнее, но финал все был один: асматы не могли пойти против собственных обычаев.
А значит, можно было не сомневаться, что принадлежащий Майклу этнографический музей скоро пополнится новыми трофеями и фотографиями.
* * *
Катамаран швыряло волнами то в одну, то в другую сторону, то вверх, то вниз. Его мотор давно и безнадежно вышел из строя - впрочем, даже если бы он был исправен, четверым людям, оказавшимся теперь пленниками этого маленького судна, все равно вряд ли удалось бы справиться со штормом и добраться до берега. Ни один мотор не смог бы противостоять той огромной силе, которая утаскивала катамаран все дальше от берега в открытое море.
– Говорил же я!.. Надо было слушать этого лодочника!
– вцепившийся обеими руками в мачту Рене Вассинг был готов расплакаться. Он действительно возражал против покупки этого старого суденышка, даже еще до того, как продавец честно предупредил, что плавать на нем можно только по спокойной воде - не в море и не в быстрых реках. Но возражал Рене не слишком активно, а когда Майкл своим уверенным голосом с легкостью перекрыл его ворчание и объявил, что платит за все он, так что и решения принимать тоже ему, голландец и вовсе притих, махнув рукой и пробурчав: "Делай, что хочешь!"
Этого он мог бы и не говорить. Его молодой спутник всегда делал именно то, что хотел, а в тот момент он хотел одного: купить старый катамаран, вручную построенный местными умельцами, и плавать на нем вдоль берега, останавливаясь в асматских деревнях и выменивая у туземцев топоры и рыболовные снасти на резные статуэтки и прочие экспонаты для своего музея. Что и было сделано. Катамаран, вопреки предупреждениям бывшего владельца, нормально держался на воде, а с поставленным на него новым мотором смог плыть с приличной скоростью, оставляя позади себя сияющие радугой фонтаны брызг. Да, при этом он скрипел и трещал, словно готов был вот-вот развалиться на части, и раскачивался на волнах так сильно, что Майкл, Рене и двое их помощников-малайцев несколько раз едва не упали за борт, однако первое путешествие вдоль берега прошло благополучно, без единой поломки. В первой же асматской деревне, где они причалили, их встретили, как почетных гостей - и сразу же после взаимных приветствий спросили, что именно привез им "сын большого белого человека" и что он хочет получить взамен. Так же было и в следующих двенадцати поселениях, и Рокфеллер шутил, что дикари передают друг другу информацию о его готовящихся визитах еще быстрее, чем репортеры у него на родине. Топоры, ножи, рыболовные крючки с лесками и украшения для женщин переходили из белокожих рук в бронзовые, а на смену им, из бронзовых в белые, передавались восхитительной красоты деревянные предметы - фигурки людей и животных, посуда с вырезанными на ней узорами... А иногда и самые страшные военные трофеи, которые ни Майкл, ни Рене не решались называть своими именами.
Обратный путь мимо этих тринадцати поселков дался катамарану тяжелее. Деревянные вещи весили куда меньше металлических топоров, но первые дни плавания здорово растрясли хрупкую конструкцию, и теперь она в прямом смысле слова трещала по всем швам. Тем не менее, до городского порта они добрались вполне благополучно, и останавливаться на достигнутом Майкл не собирался. За тринадцатым поселком, еще дальше по побережью, возле того места, где в океан впадала одна из многочисленных в этих местах рек, проживало еще одно племя асматов. В первую поездку добраться до него не удалось из-за нехватки вещей для обмена - если бы на катамаран погрузили еще хоть один топор, он бы точно утонул. Но поскольку этого не случилось, и катамаран был цел, ничто не мешало Рокфеллеру прокатиться на нем еще раз - мимо тех поселений, где он уже побывал, в гости к новым племенам. Так что спустя несколько дней это суденышко, вновь нагруженное огромными тюками с товарами для туземцев и глубоко осевшее в воду, опять скрипело и грохотало на волнах. И все было отлично, пока они не подошли к устью реки и не поднялся ветер.
Мотор на катамаране заглох, и пока четверо пассажиров пытались снова завести его, поднялся шторм, и их отнесло довольно далеко от берега. В тот момент, когда они обнаружили это, до него еще можно было доплыть - Майкл был уверен, что можно!
– но Рене, чуть не плача, хватал его и их помощников за руки и умолял не рисковать и просто подождать спасателей.
Теперь Рокфеллеру хотелось столкнуть его за это за борт. Удерживало Майкла лишь то, что скоро они все и так должны были там оказаться. Катамаран, без сомнения, должен был рано или поздно развалиться на части, и даже если его будут искать спасатели, он вряд ли продержится до того момента, как их найдут.