Решение США от 9 мая 1956 г., накладывающее запрет на продажу оружия Израилю, оставалось в силе. В то же время Америка, не колеблясь, использовала страх Каира перед возможностью военного вмешательства Израиля в иорданскую ситуацию. Даллес объяснял своему британскому коллеге Селвину Ллойду при их встрече 12 августа 1958 г.: «Предпримет ли Израиль военные действия в Иордании, в случае, если хашимитское королевство рухнет? Важным является то, что Египет подумает об этой возможности. Если Египет придет к выводу, что в данном случае Израиль начнет широкомасштабную войну, сомнительно, что он будет продолжать свои действия в Иордании, так как в такой войне Египет потерпит поражение от Израиля» [126] .

Действительно, в ходе целой серии встреч, проведенных американскими представителями с президентом Насером и египетским министром иностранных дел Махмудом Фаузи на протяжении августа 1958 г., красной нитью проходил один и тот же устрашающий и однозначный постулат. «Если Египет будет упорствовать в своих действиях в Иордании, и в результате этого королевство падет, – предупреждал заместитель помощника государственного секретаря Роберт Мерфи президента Насера при их встрече 6 августа, – тогда Израиль нападет и США не сможет осуществлять контроль над его действиями» [127] . Впоследствии Мерфи докладывал Даллесу, что, «услышав эту угрозу, Насер похолодел и отрицал какую-либо вовлеченность Египта в происходящее в Иордании». На протяжении беседы с Мерфи египетский президент несколько раз возвращался к иорданской проблеме и вновь и вновь подчеркивал, «что у Египта, и у него лично, нет никакого намерения поощрять переворот или беспорядки в Иордании» [128] .

На самом деле использование «израильского кнута» как угрозы Египту, которому было выдвинуто требование предпринять действия для тушения пламени в Иордании и обуздания его сторонников в иорданской армии и на Западном берегу, сделало свое дело. По крайней мер, к такому выводу пришли авторы американской политики, когда иорданский кризис стих. Впоследствии, при более поздних кризисах, потрясавших королевство, в особенности в 1963 и 1970 гг., администрации США будут предпринимать полностью идентичные действия, используя мощь Израиля как рычаг устрашения Насера или Сирии. При кризисе 1963 г. администрация Кеннеди повторила тот же прием. Израилю, в свою очередь, во время этих событиях было выдвинуто жесткое требование не пересекать границы Иордании также в случае крушения режима страны. Представители американской администрации продолжали давить на Насера, твердя, что в критических ситуациях при возникновении угрозы жизненным интересам израильского государства, их возможности оказывать на Израиль эффективное давление равны нулю [129] .

Подводя итоги, можно сказать, что операция «Мужество» (кодовое название перевозки воздушной флотилии в Иорданию) стала важной вехой в истории развития стратегического партнерства между Вашингтоном и Иерусалимом. После того как правительство Бен-Гуриона помогло наладить перелеты через территорию Израиля, американцы решили, что можно изменить курс и отправить оружие оборонительного характера (противотанковые безоткатные орудия), поставки которого арабы не смогут охарактеризовать как потворство агрессивным планам Израиля [130] .

Бен-Гурион и его единомышленники в правительстве, прежде всего И. Рабин, были твердо уверены в необходимости убедить США в своей ценности как главного регионального партнера и сделать их, взамен Франции, основным поставщиком оружия. Сторонники премьер-министра считали, что нужно как-то преодолеть два обстоятельства, негативно влиявших на военный потенциал страны: ограниченные финансовые источники и европейские поставщики оружия, которые не учитывали сложности израильской ситуации и действовали исходя лишь из своих интересов. «Команда» Бен-Гуриона считала, что полагаться в вопросе о поставках вооружений только на один источник, Францию, слишком рискованно. Кроме того, возможности Франции в поставках и их система кредитования не шли ни в какое сравнение с массивным поступлением советского оружия в арабские страны (летом 1957 г. между Сирией и СССР было заключено соглашение о поставках оружия) [131] . Против этой линии выступали гендиректор Министерства обороны Ш. Перес и командующий авиацией Э. Вейцман, которые ценили поставки оружия из Франции и Германии. Для достижения поставленной цели Бен-Гурион избрал свою излюбленную практику манипуляции: премьер-министр дал понять американцам (были посланы соответствующие письма Эйзенхауэру, Даллесу и Макмиллану), что политическое давление на него со стороны оппозиционных партий в Кнессете столь велико, что он не может гарантировать стабильность своего правительства в случае дальнейшей однозначной поддержки американских интересов в регионе. Только немедленные конкретные шаги Вашингтона в направлении обеспечения безопасности страны (поставки вооружений. – Т.К.) могли бы предотвратить правительственный кризис в Израиле. Кроме того, Израилю угрожает резкая реакция со стороны государств третьего мира и СССР [132] . Эта акция возымела успех: американцы пообещали продать систему раннего оповещения, но отказались поставлять наступательные виды вооружений, а также вновь подтвердили свое решение не становиться основным поставщиком оружия в Израиль [133] .

Одновременно израильский премьер-министр всеми средствами добивался от Вашингтона не только помощи оружием, но и оформления «работающего» (практического) партнерства, которое бы фактически действовало как совместный оборонный союз по типу того, что был создан между Израилем и Францией в 1956 г. Но этого от американцев получить не удалось.

10 марта 1960 г. Бен-Гурион по приглашению университета Брандайза в Бостоне, присудившего ему звание почетного профессора, прибыл в США и встретился с Эйзенхауэром. На этой встрече он вновь обратил внимание президента на то, что вооруженный современным оружием Израиль мог бы играть ключевую роль в сдерживании Советского Союза в Ближневосточном регионе, и обратился с просьбой о продаже радаров для служб противовоздушной обороны Израиля и ракет «Хок» системы «земля – воздух». В ответ американский президент предложил Израилю расширить свое военное сотрудничество с Францией, Великобританией и Западной Германией. Однако в конце мая 1960 г. Вашингтон решил продать Израилю радарные установки на сумму в 10 млн долларов [134] . Это был довольно скромный объем помощи, так как администрация Эйзенхауэра продолжала придерживаться сбалансированного курса в своей политике на Ближнем и Среднем Востоке, опасаясь, что в ответ на увеличение военной помощи Израилю со стороны США арабские государства могут обратиться за помощью к СССР.

Попытки Израиля укрепить свои отношения с США были в тот момент малоэффективными, так как для Соединенных Штатов это был очень сложный период. Во внутренней политике действия по отмене расовой сегрегации шли одновременно с охотой на людей с «коммунистическими симпатиями». Эйзенхауэр запретил коммунистическую партию США в августе 1954 г. Во внешней политике, помимо глобальной «холодной войны», США схлестнулись с КНР из-за Тайваня и пытались помочь Франции удержать Вьетнам. В марте 1954 г. американцы испытали свою водородную бомбу. В январе 1959 г. Фидель Кастро захватил власть на Кубе. Эйзенхауэру было чем заняться помимо Ближнего Востока вообще и маленького Израиля в частности. Но именно в этот непростой период Израиль начал утверждаться в глазах Америки как надежный региональный партнер, со своими странностями, подчас весьма несговорчивый, конечно, но партнер.

Президентство Джона Фицджеральда Кеннеди [135] пришлось на период, когда «холодная война» набирала обороты, нарастала гонка вооружений между СССР и США, американцы увязли во Вьетнамской войне. Кеннеди, кандидат от Демократической партии, на опыте собственной избирательной кампании почувствовал вклад американских евреев в исход выборов. Победа Кеннеди в ноябре 1960 г. основывалась на разнице лишь в 0,2 % из общего числа голосов. Еврейская община поддержала кандидата от Демократической партии, хотя относилась к кандидатуре президента-католика с осторожной подозрительностью, тем более, что его отец – Джозеф Кеннеди, служивший послом США в Британии в период 1938–1940 гг., демонстрировал в то время очевидную симпатию к нацистской Германии и не раз обличал «еврейское влияние» на американскую прессу [136] .