Шрифт:
— Нами, за волосы не дергают, — упрекнула Ноно, пытаясь выпутать из детского кулачка длинные рыжие пряди. — Поговорить об этом не хочешь? — обратилась она к Анне.
Домашнее имя Ноно тоже происходило от Намоно, но она стала Ноно раньше, чем их старшие близняшки начали говорить. А у дочери это имя почему-то превратилось в Нами. Мало кто догадывался, что девочка — тезка одной из матерей.
— Потом поговорю, — сказала Анна, — но прежде мне нужно побыть с малышкой.
Она поцеловала Нами в носик-кнопку. Такой же широкий плоский нос, как у Ноно, а глаза Аннины, зеленые, яркие. Кофейная кожа Ноно и острый подбородок Анны. Она могла часами любоваться дочерью, упиваясь слившимися в ней чертами — своими и женщины, которую она любила. Переживание было настолько острое, что граничило с духовным. Нами потянула материнские волосы в рот, но Анна их отняла и дунула малышке в нос.
— Волосы не едят! — сказала она, и Нами расхохоталась, словно никогда не слышала такой смешной шутки.
Ноно взяла Анну за руку и крепко пожала. Они долго сидели, не шевелясь.
Ноно готовила рис с грибами. Когда она добавила в соус модифицированный лук, кухню наполнил острый запах. Анна резала яблоки на салат. Маленькие и не слишком хрустящие. Грызть их — мало радости, а в вальдорфском салате, смешавшись с другими ароматами и текстурами, — сойдут. Впрочем, какими бы они ни были, достать яблоки — большая удача. Это первый урожай с Ганимеда после начала беспорядков. Анна даже думать не хотела, как бы они все голодали, если б не чудесное воскресение маленького спутника Юпитера.
— Нами проспит еще добрый час, — заметила Ноно. — Не пора ли поговорить, как прошел день?
— Я сегодня причинила вред человеку и солгала полиции, — при этих словах Анна слишком сильно ударила ножом, и лезвие, пройдя мякоть, задело ей палец. Совсем неглубоко, даже не до крови.
— А… пожалуй, это нуждается в объяснении, — отозвалась Ноно, замешивая в рис с грибами немного бульона.
— Не могу объяснять. Кое-что в этом деле — конфиденциально.
— Ты лгала, чтобы кому-то помочь?
— Думаю, что да. Надеюсь. — Анна добавила в миску кусочки последнего яблока, орехи и изюм и стала мешать. Ноно, бросив работу, повернулась к ней.
— Что будешь делать, если тебя поймают на лжи?
— Извинюсь, — сказала Анна.
Ноно, кивнув, опять повернулась к кастрюле.
— Я сегодня через твой настольный терминал заходила посмотреть почту. Ты не разлогинилась. Там было сообщение ООН о комитете гуманитарной помощи генерального секретаря. О миссии к Кольцу.
Анна виновато поморщилась.
— О, черт! — Она не любила ругаться, но иногда без этого нельзя было обойтись. — До сих пор не собралась ответить.
Опять ложь…
— А поговорить, прежде чем решать, не хотела?
— Конечно, я…
— Нами скоро два года, — продолжала Ноно. — Мы здесь два года. Решение остаться означает решить за Нами, кем ей быть в жизни. У нее родные в России и Уганде. Они ее еще не видели. Если она проживет здесь еще год-другой — и не увидят.
Нами подкармливали тем же коктейлем, который полагался всем детям внешников. Он стимулировал рост костей и снижал вредное воздействие низкого тяготения на развитие ребенка. Однако Ноно была права. Если задержаться здесь, у Нами разовьется длинный тонкий скелет, как у всех местных жителей. Это стало бы приговором — никогда в жизни она не смогла бы вернуться домой.
— Мы ведь договорились, что работа на Европе — временная, — сказала Анна. — Хорошее место, я могу говорить по-русски, паства маленькая и хрупкая…
Ноно отвернулась от плиты и подсела к ней, положив руки на стол. Анне впервые подумалось, что столешница под натуральное дерево выглядит дешевкой. Подделкой. Ей во всей ясности представилось будущее, в котором Нами никогда не увидит настоящего дерева. Это оказалось похоже на удар под дых.
— Я не злюсь, что ты притащила нас сюда, — сказала Ноно. — Мы же об этом и мечтали. Поездить по таким местам. Но ты, когда просила о переводе, была на третьем месяце.
— Я не верила, что меня выберут, — ответила Анна и почувствовала, что оправдывается.
Ноно кивнула.
— Но тебя выбрали. И эта работа на ООН… Лететь к Кольцу в составе группы советников генерального секретаря — а нашей малышке и двух лет не исполнилось.
— По-моему, на эту вакансию было две сотни заявок.
— А выбрали тебя. И приглашают лететь.
— Это было так маловероятно… — начала Анна.
— Тебя всегда выбирают, — перебила Ноно. — Потому что ты — особенная. Я-то вижу. Сразу увидела, когда ты выступала на религиозной конференции в Уганде. Ты так нервничала, что уронила листок с тезисами, зато в зале слышно было бы, как булавка падает. Ты светишься, сама того не желая.
— Я украла тебя у твоей родины, — проговорила Анна. Она всегда это повторяла, когда речь заходила об их знакомстве. — Церкви Уганды необходимы такие молодые священники, как ты.
— Это я тебя украла, — так же привычно возразила Ноно, только теперь многократно повторенные слова почему-то показались пустыми. Как ритуальная формула, утратившая смысл. — Но ты каждый раз это говоришь. «Не верила, что выберут меня».
— Это правда.
— Это привычное оправдание. Ты всегда предпочитаешь извиняться после, а не спрашивать разрешения до.