– Николай Михайлович, – оказался рядом муж Хариной, высокий, сухой, совсем не похожий на деревенского мужчина, которому очень пошли бы очки. («Да он ведь из города», – вспомнил Елтышев.) – Сигареткой не угостите?

Елтышев дал сигарету.

– И зажигалочку…

«Ни говна, ни ложки», – вспомнилось выражение, которое часто слышал от сержантов на дежурстве.

– Как там с пилой? – спросил.

– Да вот никак контейнер дойти не может! – с готовностью возмутился Харин. – Каждый день звоним, ругаемся. Не дай бог потеряли.

– Я уже подпол копать собрался. Молодых же селить где-то надо… Дом строю.

– Да-да, правильно. А вы руками, что ли, копать будете? Я могу с трактористом договориться. В Захолмове у меня приятель на «Беларусе» с ковшом работает. А? Полчаса работы.

– И сколько это будет стоить?

Харин как-то нервно дернул плечами:

– Так сказать не могу. Договоримся… В пару сотен, думаю, уложимся.

После свадьбы что-то важное сломалось в семейной жизни. Надламывалось и раньше, постепенно: сначала посадили младшего сына, потом завели уголовное дело и уволили мужа, потом квартиру отобрали, а теперь – теперь вот и Артем, так долго державшийся за родителей, слишком долго, как казалось, всё продолжавший быть беспомощным ребенком, вдруг взял и ушел. Откололся. И в самый нежелательный для этого момент.

Поселился с женой у Тяповых во времянке. Зимовать там было холодно, но с мая по октябрь жить вполне возможно. Тем более нашелся обогреватель – старенький, тарахтящий «Вихрь», выдувающий из зарешеченного отверстия струйку горячего воздуха.

У родителей Артем после свадьбы появлялся редко, да и то, кажется, лишь затем, чтобы взять денег…

Восемнадцатого мая приехал трактор и распахал огород. Отдали пятьдесят рублей и бутылку «Земской» водки… Земля оказалась песчаной, истощенной. Тетка сажала картошку из года в год, удобрять почву у нее сил не было – что-то собиралось по осени, и ладно.

Пришлось ехать к пустующим коровникам, набивать мешки перегноем. (Хороший нашли – целые кучи черного, жирного, даже не заросшего сорняками.) Хотели во время посадки бросать в лунку понемногу – какая-никакая, а подпитка.

Проходивший мимо мужичок остановился, спросил сердито:

– На огород, что ль, берете?

Николай выпрямился над мешком. Приготовился к перепалке:

– А что, нельзя?

– Да можно. Только соленый он – хуже сделаете. – И объяснил, где есть нормальный перегной и навоз.

Опростали мешки, поехали туда, куда указал мужичок.

– Есть еще хорошие люди, – шептала Валентина Викторовна, – спасибо ему…

На следующий день сажали картошку. Пришел и Артем, копал лунки, в которые Валентина Викторовна бросала морщинистые, с бороденкой ростков клубёшки… Николай копал лунки в другой части поля, сам бросал картошку, присыпал землей. Иногда обращал внимание на работу сына и сердился:

– Ну у тебя глаза есть или как? Чего кривишь-то так? И на равном расстоянии лунки делай, не части…

Тетка сидела во дворе, перебирала вынутую из подпола картошку, отыскивая более-менее крупную на еду. До августа нужно будет питаться ею.

Закончив с картошкой, сделав жене парничок под огурцы и несколько гряд, Елтышев вернулся к строительству дома.

Доочистил квадрат десять на десять метров, наметил место для подпола – срыл землю штыка на три. Оказалась она вполне пригодной для посадок, и Николай Михайлович отнес ее в огород. Дальше пошел песок.

Копать было легко, но соблазнял обещанный трактор с ковшом: действительно, трактору здесь на полчаса работы…

Сходил к Харину, напомнил.

– Да, я узнавал, – закивал тот. – Он обещал в субботу. Аванс требует… на солярку.

– Сколько?

Харин оглянулся на стоящую сзади жену.

– М-м… Сотню.

– Не слабо солярка у вас стоит, – усмехнулся Елтышев, но делать было нечего, отдал деньги. – Жду.

– Да-да. В субботу.

– И с бревнами еще… Будут, нет?

Харин вроде бы слегка обиделся:

– Будут, конечно! Я помню, работаю в этом направлении…

В ожидании субботы Николай Михайлович съездил в город, купил на рынке пять мешков цемента по восемьдесят семь рублей. Гвоздей, подборную лопату, ножовку, электродрель, продуктов, сахара для варенья.

…В субботу трактор не появился. Уже по темноте, злой и уставший от впустую потраченного дня, Елтышев снова пошел к Хариным.

Калитку открыла Елена. Как всегда, радушно заулыбалась.

– Что-то случилось, Николай Михайлович?

– Муж дома?

– Нет, уехал.

– Куда уехал?

Елена спрятала улыбку:

– Какая вам разница?

– Мне – большая. – Елтышева стало поколачивать. – Он мне трактор пригнать обещал сегодня. При тебе обещал.

– А, да, да, кажется…