– Ущипни ее клитор. Заставь кончить.

– О, пожалуйста, – пробормотала она в пустоту, мечтая, чтобы ее использовали. Щупали.

Дверь открылась, и каждая мышца в ее теле напряглась. Это дверь ванной? Или та, что ведет в коридор… как она боялась…. или жаждала?

Шаги приближались. Кажется, кто-то шел из ванной. Босиком.

Джон?!

Знакомая рука сжала «киску», палец проник внутрь, заставляя ее хныкать и сопротивляться. Наслаждение было слепящим, но недостаточным. Он все дьявольски продумал, настолько, чтобы изводить ее, но не доводить до оргазма.

Он прижался к ней лицом в облаке знакомого аромата. Щека легла на волосы, а палец продолжал обводить внутренние губы лона, не входя дальше. Она почувствовала, как он взял немного ее сока и растер между пальцами.

– Похотливая маленькая потаскушка, – прошептал он. – Намочила все сиденье. Никакого самоконтроля! Сидишь здесь и распаляешься все больше. О чем только думала? О моем «петушке»?

Лиззи, не в силах говорить, кивнула, жалея, что руки несвободны. Что она не может дотянуться и сжать его промежность, как он сжал ее.

Он, словно услышав ее, встал, подошел сбоку, прижался промежностью к ее руке. Сквозь ткань жакета и его одежду она ощутила раскаленный железный стержень невероятных размеров.

– Ты думала о нем?

Он раскачивался, прижимаясь сильнее и держа ее за плечо. Черт бы его побрал, это он себя ублажает таким образом?

– Да, я думала о вашем «петушке», господин. Ничего не могла с собой поделать.

Она не видела его улыбку, но могла поклясться, что он улыбается. Она прижалась к нему, насколько позволяли узы, и гладила его плечо своим.

– Будь осторожна… очень осторожна.

Он коснулся ее губ. Провел пальцем по нижней. А когда она попыталась обвести ее языком, ощутила свой собственный звериный запах. Когда он повернул руку, она прижалась страстным поцелуем рабыни к костяшкам пальцев господина.

– Чего ты хочешь, Бетти?

Он говорил тихо, почти добродушно.

– Видеть вас, господин, – ответила она, не задумываясь. – Если это вам угодно.

– Ты заплатишь, милая. За это и свои скверные мысли. Придется сделать больно твоей прекрасной попке.

– Мне все равно… господин.

В эту же секунду черный шарф полетел на пол. Но она даже не посмотрела в ту сторону. Потому что видела только Джона. Он был дьяволом во тьме, но ангелом на свету.

Не зная, чего ожидать, она была застигнута врасплох его одеждой. Господин должен носить черное, не так ли? Беспросветно мрачную одежду. Иногда… вернее, часто… облегающую кожу.

Но на Джоне была очень светлая, кремовая рубашка из марлевки или какой-то легкой ткани, расстегнутая до пояса и открывавшая мускулистую грудь, немного загорелую, покрытую легкой россыпью рыжеватых волос. Старые, очень старые, добела выношенные на коленях джинсы льнули к бедрам и ляжкам. Сильные узкие стопы были босы. Он вытирал волосы полотенцем, а они сворачивались в колечки. Лицо выглядело свежим и чисто выбритым.

– Довольна? – спросил он, принимая картинную позу.

– Нет.

– Нет? Что же тогда?

Настоящий праздник для глаз!

Она не могла на него насмотреться.

Видеть его всего, коснуться его всего.

Попробовать на вкус…

– Не знаю… Наверное, убедиться, что вы реальны.

Рыжеватые брови взлетели вверх.

– Странные причуды. Конечно, я реален. Но если нуждаешься в убеждении… Да, ты можешь коснуться меня, но учти: я накажу тебя еще сильнее за твои капризы, прелестная рабыня. Поверь мне.

Он подвинулся ближе, обдавая ее запахом одеколона.

– Думаешь, я этого стою?

– Да!

Он нагнулся над ней, так, что мягкая ткань коснулась ее лица, и развязал ей руки. Освободившись, она тут же потянулась к нему. Что сначала? Коснуться или попробовать на вкус?

После мгновенного колебания она положила руку ему на грудь и расставила пальцы.

Какой он теплый! Какая гладкая кожа!

Она наслаждалась шелковистой текстурой волос на груди и, подавшись вперед, стала целовать его и лизать сосок.

– Ооо, как славно, – проворковал он. – Еще!

Она продолжала обводить сосок кончиком языка, искушая и дразня розовато-коричневую горошинку, пока она не стала твердой и не поднялась, как ее соски. Когда она стала сосать, он держал ее голову, безмолвно приказывая продолжать.

Дать ему наслаждение. Хотя бы такое маленькое. Одновременно она начала играть с другим соском, но он ударил ее по руке и сам стал сжимать и пощипывать набухший бугорок. Лиззи все видела краем глаза, и это ее воспламеняло. Ему плевать на все. Он делал, что хотел, ублажая себя прямо на ее глазах, хотя должен был играть роль сурового хозяина. Когда он, что-то бормоча, стал тереться об нее, она едва не кончила.