– Сейчас ещё спишешь всё на свою контузию и лунатизм!

– Всё может быть, - согласился я, - где тебе ещё потереть?

– Спасибо, остальное я сам отмою.

Мы тщательно помылись, ополоснулись чистой водой, насухо вытерлись и отправились в номер Вольфа, причём ошиблись дверью и вошли в чужой номер.

Хорошо, никого не было. Зато на столе лежала расстеленная карта.

Я внимательно рассмотрел её, стараясь запомнить дороги на Восток, и мы поспешили покинуть чужой номер. За следующей дверью мы обнаружили номер… как будто Вольфа… Все они одинаковы.

– Минька, ты запомнил номер комнаты?

– Нет, а ты?

– Что ты к контуженому привязался? Я и номера то, не помню, как называются!

– Вот врать! – у Миньки даже пузыри от гнева изо рта поползли.

Я скромно промолчал, пытаясь покрепче запомнить карту. Закрыв глаза, я на память шептал номера частей, указанных на карте, расстояния между населёнными пунктами, высоты…

– Ты чего? – немного испуганно спросил Мишка.

– А?! – спросил я, открыв глаз, - Чего тебе, не мешай! – я продолжал мысленно сканировать карту, слева направо, сверху вниз. Убедившись, что всё улеглось в памяти, я открыл глаза и встретился с вопросительным взглядом Мишки.

– Так мы где? – спросил я. Мишка испугался

– Я спрашиваю, мы у Вольфа, или опять ошиблись номером? – Мишка кивнул:

– Да, вот видишь, шкаф пустой.

– Будем ложиться спать? Мы же ничего не делали, и совесть у нас чиста.

– Здесь только две кровати. А если Вольф придёт?

– Не поместимся на одной, что ли? Да и теплее будет. Не в таких условиях спали.

Мы разделись, легли, прижавшись друг к другу тёплыми спинами, и быстро уснули, сморенные насыщенным событиями дня и половины ночи.

Нас разбудил Вольф. Мы никак не просыпались, тогда он стянул с нас одеяло. Но, увидев нас, голых, обнявшихся, снова накрыл.

– Вы, почему в таком виде? – спросил он.

– Надоело спать одетыми, - зевая изо всех сил, ответил я.

– Почему без трусов?

– Потеряли где-то, или украли… Вон и рубашки подменили.

– Ладно. Вставайте. Не знаю, как с завтраком, может, сухим пайком?

– Да мы давно отвыкли привередничать! – мы оделись и пошли умыться.

– Как твой план? – шёпотом спросил меня Мишка.

– Ещё не вызрел.

– Пока он вызреет, нас повесят! – разозлился мой друг.

– Почему повесят? – удивился я.

– Пулю на тебя даже я бы пожалел!

– Ну, ты, ясное дело… - пробормотал я.

– Ты ещё намекать будешь? – зашёлся в ярости Мишка.

– Да что ты привязался! Сам-то что думаешь?

– Сбежать… - Мишка замолк, потому что в умывальную зашёл какой-то офицер.

– О! Киндер! – он что-то залопотал по-своему, Мишка ответил, я постарался побыстрее исчезнуть, а то опять начнут спрашивать, отчего чистокровный немец разговаривает только по-русски.

– Ну что, киндеры, пошли в комендатуру. Будем решать вашу судьбу. Думаю, надо вас в тыл. Видите, как здесь опасно?

Мы уныло молчали. Отправят в немецкий тыл. Посадят за парту, будем учить немецкий… Бить будет нас местная пацанва, наверно! Ещё бы: один еврей, другой – русский! Лучше на фронте… Правильно Минька говорит, тикать надо при первой возможности.

Так я размышлял, пока Вольф вёл нас в знакомое здание. Правда, мы не узнавали вчерашние чистенькие улицы города: кто-то ночью здесь здорово насорил.

К тому же постоянно носились мотоциклы, слышались отрывистые команды. Явно искали подпольщиков, или партизан.

У меня даже заныло сердце: сейчас наловят невинного народу побольше, да расстреляют для устрашения. Даже если я признаюсь, что это я сделал, не поможет. Или не поверят, или расстреляют вместе со всеми. И Мишку тоже.

Но главный сюрприз меня ждал возле комендатуры. Я увидел выходящего Гнилова в форме абвера, или вермахта, кто их знает, в общем, в немецкой форме!

Я дёрнул Мишку за рукав и постарался скрыться за широкой спиной Вольфа.

К счастью наш старый знакомый здорово спешил, и даже не взглянул в нашу сторону.

А может и взглянул, но сделал вид, что не заметил.

Интересно, что он здесь делает? Помнится, обещал пасть смертью героя.

Мишка вопросительно глянул на меня, я приложил палец к губам: молчи!

Действительно, ещё неизвестно, может, он под прикрытием, разведчик. А если враг, то нам сразу крышка.

В кабинете нас встретил мужчина в форме лет сорока, или больше. Для моего возраста все, старше двадцати, а тои восемнадцати, мне казались взрослыми, или старыми.