Сейчас немец споткнётся о проволоку, и кааак!..

У меня вытаращились от страха глаза, и я пополз назад, лихорадочно озираясь вокруг.

Я уже добежал до гостиницы, когда рвануло.

У меня подкосились ноги, и я упал возле стены. Слегка отдышавшись, попробовал залезть по стенке, но скоро понял, что это мне не по силам. С тоской посмотрел я на свои окна из-за угла, подумав, что ко мне могут возникнуть несколько вопросов у немцев, почему я тут гуляю ночью.

Когда я уже обдумывал ответы на эти глупые вопросы, из нашего окна выпали связанные простыни. Прыгнув, как заяц, я вцепился в эти простыни, как потерпевший кораблекрушение за обломок мачты, и начал изо всех сил карабкаться по ним, причём кто- то тянул меня наверх. Забравшись, я свалился на пол, запалено дыша.

– Помогай! – сердито прошептал Миша, судорожно пытаясь развязать узлы.

С трудом, но нам удалось это сделать, даже успели застелить постели. Потом я догадался сбросить халат и повесить его в шкаф.

Между тем за окном что-то мощно грохотало, сполохи огня освещали нашу комнату, слышались чьи-то вопли. Приведя комнату в относительный порядок, мы прильнули к окну, пытаясь понять, что там происходит. Там творилось что-то невероятное: что-то ярко горело, с противным свистом летели и взрывались снаряды…

Сзади с треском раскрылась дверь, кто-то ворвался в комнату, схватил нас за шиворот и бросил на пол. Громко и больно ударившись лбом, я услышал, как надо мной с треском вылетела рама. Нас осыпало осколками.

– Во дурни! Шайсе! – крикнул мужской голос. Я обернулся и увидел Генриха Вольфа.

Я немного прибалдел: этот немец, вместо того, чтобы спасаться самому, или бежать ликвидировать ЧП, побежал спасать нас? Даже если он шёл за нами, чтобы вести на допрос. Не вязалось что-то у меня в голове. В контуженой голове не вязалось и происшедшее. Я не мог поверить, что я и есть виновник творящегося на станции ада.

– Что случилось? – только и мог спросить я.

– Партизанен! – ответил Вольф. Мы удивлённо промолчали, переглянувшись.

Больше к нам ничего не прилетало, но ночевать здесь уже было неприятно: вся комната была засыпана осколками стекла, валялась выбитая рама.

– Пошли отсюда, - сказал Генрих, поднимаясь и отряхиваясь от осколков.

Мы послушались и вышли в коридор. Немного пройдя в сторону ванной, Генрих открыл дверь и, пропустив нас вперёд, вошёл в свой, как оказалось, номер.

– Мне сейчас далеко не до вас, киндеры, располагайтесь здесь, мне надо в штаб, а то расстреляют, как дезертира.

– Можно нам помыться? – глянув снизу-вверх на высокого немца, спросил я.

– Кто же вам запрещает? – удивился Генрих. – Главное, не выходите из гостиницы, иначе я вас не найду.

Генрих ушел. Я же, поискав по шкафам, нашёл полотенца и мыло, головой сделал знак Мишке следовать за мной.

Как ни странно, в ванной была горячая вода, было тихо, потому что не было здесь окна. Только слабый гул слышался.

Мы разделись и залезли в ванну. Я молчал, намыливая голову. Мишка тоже ничего не спрашивал.

– Потри мне спинку, - попросил я, - Чешется невероятно, как будто крапивой отхлестали.

Мишка надраил мне спину, потом тихо спросил:

– Что теперь будем делать?

– А я знаю?

– А кто должен знать? Мне кажется, тикать надо!

– Это да… Надо продумать всё, составить какой-то план…

– Какой план?! Сейчас Вольф приведёт сюда твоего дядю, вот будет потеха! План! – фыркнул Мишка.

– Подставляй свою спину.

Я натирал костлявую Мишкину спину с торчащими позвонками и старался думать. Думать не получалось, хотелось спать. Возможно, сегодня немцам будет не до нас, да и если мы внезапно исчезнем, кое-кого это может навести на нехорошие мысли.

Сейчас начало войны, немцы ещё хорошо организованы, очень скоро они придут в себя и начнут следственные действия. Пока мы вне подозрений: сам Вольф вытащил нас из-под обстрела, да и к детям пока не такое отношение, как будет после…

Хотя на это не стоит надеяться, это пока думают, что я немец. Странный контуженый немец… Я считаю русских своими, а они меня кем будут считать? Вот то-то.

– Ты заснул? – возмутился Мишка.

– Задумался, - признался я, - ты же просил подумать, вот я и думаю. Прости, что моя контуженая голова так плохо соображает.

– По-моему она у тебя дважды контуженая! – зашипел Мишка, - Учудить такое! И без меня! В следующий раз я набью тебе морду!

– Хватит уже бить меня по голове! – возмутился я, - Бьют все, кому не лень! Потом сам не знаю, что делаю…