Не прошло и минуты, как дверь распахнулась, и в кабинет нервной походкой, весь погруженный в своих внутренних демонов, ворвался сам Зауер. Он был лет на семь старше Евгения. Высокого роста, почти коренаст, с крупными кистями рук и высоколобым, широким, словно у совы лицом, неизменно держащим маску брезгливости и уныния. Верхнюю губу украшали совершенно безвкусные, точно приклеенные гримером 'мышиные хвостики'.

– Кому это все надо, кому...
– бормотал он себе под нос, не замечая Евгения.
– Черт бы их...

– О, ты? Привет! Давно не виделись!
– Зауер подхватил Руку Евгения и спешно пожал ее.
– Как успехи, гений?

Евгений скромно улыбнулся и, ничего не ответив, вынул из портфеля рукопись.

– Неплохо, неплохо. У меня есть пять минут, сейчас ознакомлюсь. Присядь!

– Голубятня!
– Зауер многозначительно поднял брови.
– Что-то политическое, чую...

Он надел очки и склонился над поэмой, быстро прочесывая глазами текст и звонко отхлебывая кофе. Глубокая морщина пролегла меж его бровей.

Зауер был человеком незаурядного ума, талантливым журналистом, отлично знавшим историю, хорошо разбиравшимся в политике и поверхностно освоившим многие науки. Единственным пробелом в его знаниях, по мнению Евгения, было полное непонимание человеческой природы (что, впрочем, не большая редкость для интеллектуалов), а также, как с усмешкой признавал сам Зауер, неумение отличить ямб от хорея.

Маленькие, острые зрачки Зауера перескакивали со строки на строку с частотой секундных стрелок. На лице ни разу не возникло даже подобия улыбки.

– Ты хочешь, чтобы я это пропустил в печать?
– недоуменно и, кажется, даже оскорбленно произнес Зауер, не дочитав до конца.

Евгений чувствовал, что дифирамбов не будет, но все-таки надеялся на более теплую реакцию.

– Что-то не так?

– Конечно, не так. Это же все про них!
– он небрежно кивнул в сторону висящего на стене со дня начала войны портрета императора.
– Черная галка в голубятне - это кто?

– Ну... это образ...

– Распутина! 'Она была чернее сажи средь гордых белых голубей. Вот только кто об этом скажет, когда все прячутся за ней?'

– Это аллегория на любое общество, - смущенно проговорил Евгений, чувствуя себя отцом, узнавшим, что его новорожденный ребенок неизлечимо болен.
– Общество, погрязшее в разврате, где любой харизматичный проходимец...

– Дальше можешь не продолжать, я был о тебе лучшего мнения!

– Я ведь не написал, что галку сочли святой, - упрямо продолжал Евгений.
– Собственно, идею мне подал прежде всего Гоголевский 'Ревизор'...

– Так!
– Зауер раздраженно хлопнул рукой по столу.
– Никакой общественно-политической эзоповщины, пока идет война! Это понятно? Писать так, чтобы дураку было смешно, а сукину сыну не обидно - замечательно. Вот только сукин сын нутром чует, когда речь идет о нем. Сейчас от тебя требуется писать, чтобы дураку было смешно! И только!

Евгений хмуро цыкнул языком.

– Ну а это что?
– брезгливо продолжал Зауер.
– 'И потому во все века, галчатам носят червяка'. Знаешь, сколько найдут толкований этих строк, когда м-м... нас всех посадят под замок?

Калик хихикнул.

– Возьми! Не обижайся и не сжигай. Возможно, в будущем она еще пригодится.

Евгений мрачно принял обратно свое детище, точно зная, что похоронит его в ящике стола.

По правде говоря, он не очень-то старался, когда творил свою поэму. Будучи даровитым поэтом, начавшим писать в семь лет, Евгений уже давно не стоял на коленях перед музой и считал вдохновение оправданием для бездарей. И все же ему было жаль усилий, времени, удачных острот, а главное, денег, которые он так и не получит в качестве гонорара.

– А если хочешь написать что-то социальное, - продолжал Зауер.
– Вот тебе новость: актер из Екатеринбурга, фамилия... выпала из головы, но весьма известный, хотел отдать все свои деньги и имущество, включая квартиру, какому-то грязному, вшивому бродяге. И знаешь за что?

– За что?

– Чтобы тот позволил ему поселиться в своей землянке где-то в лесу и переждать там конец света и Страшный суд!

Евгений рефлекторно фыркнул, хотя не испытывал ни малейшего желания смеяться.

– Варваризация! Общество начинает жить химерами темных веков!

– Ну... по правде сказать, - Евгений кивнул в сторону утепленного ватой окна.
– Поверить в конец света сейчас уже намного легче.

– Конец света наступит в жизни каждого из нас, - мудро заметил Зауер.
– Естественно твоя задача - превратить эту историю в анекдот, в забавную ерунду без намеков и недомолвок.

– Я понял.

– И без галок, - ласково добавил Калик.

– Можешь, кстати, не спешить, - Зауер сделал красноречивый жест, означающий, что с деньгами по-прежнему туго.