Шрифт:
Подплыв к порогу, мы остановились, вышли на берег и внимательно осмотрели фарватер. Байдарки были отвязаны от моторки. Мотористы Валя и Проня лихо пронеслись на своих «катерах» по бушующим волнам и благополучно пристали к берегу в сотне метров ниже горловины порога. Смирнов со своим напарником Бучихиным, по прозвищу Джон, первыми ринулись на своей байдарке в бушующую пучину. Маленькое суденышко сразу исчезло среди пенящихся валов; видны были только взлетающие вверх лопасти весел. Через несколько мгновений байдарка вынеслась из бушующего хаоса и медленно, как-то тяжело осев, стала приближаться к берегу. Боб и Джон, мокрые до нитки, но гордые и довольные, вылезли на берег и принялись приводить в порядок свою байдарку, до половины заполненную водой. Будучи химиками-органиками, москвичи в изобилии запаслись разнообразными синтетическими клеенками. Все у них, начиная с продуктов и кончая спальными принадлежностями, упаковано в эту непромокаемую тару, так что вода для них не страшна. У нас, к сожалению, не было такой водонепроницаемой упаковки, и мы перенесли наши вещи и байдарку на себе по удобной тропинке, протоптанной вдоль берега, наблюдая, как остальные члены московской группы зарабатывают спортивные лавры.
Переправа через порог отняла немало времени. Стало совсем темно. Решено было становиться на ночевку. Москвичи расположились в своих маленьких приземистых палаточках. Мы с Валентином уютно устроились в моей испытанной походной палатке. Мотористы Валя и Проня вместе со своим рабочим обосновались под марлевым пологом. В полумраке летней ночи запылали яркие костры.
Наутро оказалось, что мотор у Прониного катера вышел из строя. Пришлось вытащить катер на берег и продолжать путь с помощью второй моторки. К кормовой части ее примерно на расстоянии 15 метров была привязана лодка с грузом, а за ней, как разноцветные фонарики, на таких же расстояниях следовали одна за другой байдарки — «Космогония», «Пласкетта», «Вега», «Парсек» и «Экзотика».
Вверх по Чамбе
Наконец мы добрались до устья Чамбы. После могучей Тунгуски она показалась нам какой-то игрушечной и в то же время необычайно привлекательной. Ее крутые, заросшие густым лесом берега окаймлены неширокой полосой лугов, покрытых пестрым узором трав и цветов. Моторка, весело татакая, быстро несется вперед, оставляя за собой пенистый след. За ней, мерно покачиваясь на волнах, скользят байдарки. Мы наслаждаемся быстрой ездой, прекрасной погодой и восхитительными видами.
Но вот ритмичный стук мотора сменяется каким-то надрывным кашлем. Мотор ревет, захлебывается, надрывно воет. Это очередной перекат. Как их много на Чамбе! Часть ребят вылезает из байдарок и вместе с мотористами начинает протаскивать моторку и глубоко сидящую груженую лодку через перекат. Байдарки пока свободно проплывают эти места, только изредка задевая дном за какой-нибудь камень.
Резиновое дно выгибается, и по спине невольно пробегает легкая дрожь при мысли, что камень может оказаться достаточно острым. Это значит, что все наши запасы продовольствия рискуют превратиться в полужидкую, кашеобразную массу. Особенно нас беспокоит судьба сухарей, которых у нас около 30 килограммов. К счастью, все обходится благополучно, и, преодолев очередное препятствие, мы вновь плавно скользим по спокойной поверхности Чамбы.
Неожиданно впереди раздается чей-то громкий крик. Передние байдарки сбиваются в кучу, моторка останавливается, и мы видим барахтающиеся у берега человеческие фигуры, полузатонувшую «Пласкетту» с распоротой носовой частью и медленно плывущий рюкзак. Первая серьезная авария. На крутом повороте реки моторка рванула переднюю байдарку, которая не успела развернуться и опрокинулась, зацепившись к тому же носовой частью за корягу. В конце концов все кончается благополучно, если не считать кое-каких утонувших мелочей и подмоченных вещей. Пришлось сделать длительную остановку для просушки подмоченного и починки байдарки.
К вечеру третьего дня мы добрались до знаменитого порога, где весной 1928 года едва не утонул Кулик. Летом здесь нет никакого порога, а только спокойный слив воды по отчетливо выраженному глубокому, узкому руслу, не представляющий никакой опасности для сплава. Правда, около обоих берегов из-под воды торчат массивные темные каменные глыбы, но они страшны, если так можно выразиться, только психологически. Зато весной, когда русло Чамбы не в состоянии вместить несущейся по нему массы вешней воды, последняя затопляет крутой берег, поперек которого проходит узкая каменистая гряда. Бешено несущаяся вода, перехлестывая через гряду, образует три гигантских бушующих вала, создающих незабываемое впечатление.
Этот порог мы преодолели почти без всякого труда, протащив байдарки около берега, а вот две шиверы, расположенные недалеко одна от другой немного ниже порога, заставили нас основательно помучиться. Каждая из них представляет собой нагромождение крупных валунов, разбросанных в русле реки среди быстро несущейся мелкой воды. Особенно трудно было протаскивать через это препятствие тяжело груженную лодку. Припев «раз-два, взяли!» долго и нестройно звенел в тихих предвечерних сумерках. Байдарки же буквально «проползали на брюхе» через это адское нагромождение камней, ежеминутно рискуя получить уже не прокол, как именуется у туристов байдарочное ранение, а целую пробоину. Во избежание повреждений байдарки приходилось перетаскивать почти на руках, передавая их по цепочке друг другу.
После порога русло Чамбы заметно сузилось, количество перекатов и их протяженность стали быстро увеличиваться, а темпы нашего продвижения резко замедлились. Все же к вечеру четвертого дня пути мы добрались до разведочного участка.
Начальник разведки Владимир Васильевич Осипов встретил нас очень приветливо. Он не только обеспечил нас ночлегом и питанием, но и взялся доставить нашу флотилию до устья Хушмы, находящегося километрах в пятнадцати выше разведучастка.
Осипов и его жена Раиса Григорьевна с большим интересом слушали наши рассказы о Тунгусском метеорите. Конечно, они слышали о нем и раньше, но в несколько иной трактовке. Весьма знаменательно, что многие люди смотрят на Тунгусский феномен сквозь призму воззрений Казанцева. В этом немалая вина наших ученых, которые избегают печататься в общедоступных массовых изданиях, в то время как Казанцев и его единомышленники в доходчивых и интересных статьях обращаются к широким массам читателей через газеты и популярные журналы.