– Давай, может, довезу?

– Нет, еще не поздно. Хочу пройтись.

Вышла из подъезда и глубоко вздохнула. Безветренный воздух был на удивление теплым. Она отметила, как легко Ей вдруг стало: будто Она не простилась с кем-то дорогим, а сбросила с себя что-то лишнее.

«Завтра будет утро! Я увижу Семеныча и просто прижмусь к нему, и все пройдет. Абсолютно все проходит, когда он смотрит на меня, а потом тянется поцеловать», – Она улыбнулась будущему утру, но тут же вспомнила его невидящий холодный взгляд. Опять всплыли обрывки слов: «Я не свободен… Из-за ерунды… Мужчин нет… Любви нет…»

Тоскливо сжалось сердце, и волшебство вечера мгновенно рассеялось.

«Ничего и не было! – осенило Ее. – Просто встретились два человека. Такие встречи происходят регулярно. Они имеют хорошее продолжение, или не очень, а иногда они не имеют продолжения вовсе. Почему же я не могу перестать думать о нем? С той самой встречи, когда после погибшей на дороге кошки, я увидела его. Да, и потом, кто просил меня, прерывать сложившиеся отношения с другим мужчиной? Семеныч вообще ничего не просил, не говорил, не обещал. Стоп. Но, тогда логически это и доказывает легкость и необязательность именно таких отношений. С его стороны. Значит, он хотел именно этого? Именно так. Все сходится. Ничего не сходится. Кроме того, что я вообразила себе то, чего нет».

Она остановилась, поняв, что сокращая дорогу и, задумавшись, немного заплутала во дворах. Огляделась, сориентировалась по виднеющемуся за домами проспекту, прикинула в уме маршрут и пошла вперед.

«Надо остановиться. В таком случае, надо остановиться. Если нет другого выхода, то это только значит, что он там же, где и вход. Надо просто перестать встречаться с Семенычем. Постепенно и мысли о нем оставят», – позади Нее послышались шаги.

Она приостановилась и зажмурилась, сердцем почувствовав владельца походки.

«Это невозможно! Так не бывает!» – успела промелькнуть мысль до того, как шаги ускорились, и Семеныч сграбастал Ее в охапку. Крепко прижал к себе, целуя в глаза, нос, губы, щеки, брови, пока, наконец, не осталось ни сантиметра грусти на Ее лице, ни тени сомнений в мыслях. Она обхватила его шею руками.

«Я люблю тебя! Как же я люблю тебя!» – сердце билось, и давлением, заставляющим его работать, стали отныне эти, пока несказанные Ею вслух, слова.

Вмиг все встало на свои места: вечерний затаившийся город, поздний волшебный вечер, теплый весенний воздух, желанный мужчина. Его руки трогали Ее волосы, и Она, пригибая голову от удовольствия, мимолетно успевая скользнуть поцелуем по его запястьям. Ее руки касались прохладной шеи Семеныча.

Они шли дальше темными дворами, не разбирая дороги, перешагивали через низкие оградки газонов, миновали наперерез детские площадки, обходили как лабиринт беспорядочно стоящие автомобили. Часто останавливались, жадно целуясь, словно убеждались в материализации физических тел друг друга. Семеныч бережно сжимал Ее холодные пальцы своей рукой.

– Мы не сказали ни слова, – Семеныч держал Ее руки в своих ладонях. Они остановились на углу Ее дома под разросшимися высокими кустарниками. Свет фонаря рассеянно падал на них сквозь ветки.

– Они нам не нужны! – уверенно и весело заключила Она.

Семеныч поднес Ее ладони к своим глазам, ошеломленно осматривая множество царапин.

– Что у тебя с руками?

– Порезалась бумагой.

– Порезалась бумагой? – недоверчиво переспросил он. – Не бумага разве исполосовала тебя?

– Ну, – Она приподнялась на цыпочки, чтобы еще раз поцеловать его. – Я разозлилась утром и так неаккуратно документы разбирала по коробкам.

– Так нельзя изрезаться бумагой, – Семеныч внимательно рассматривал Ее руки, и ему казалось, что он видит следы от клыков. Царапины походили на борозды.

– Да в чем дело? Что?

– Ничего, – он мотнул головой. – Ничего. Просто спросил.

Он поцеловал Ее, развернул за плечи к дому и слабо подтолкнул в направлении подъезда. Это означало, что их мир, хрупкий, но надежный, временно прерывается, как пунктирная линия.

Семеныч стоял, и, закурив, смотрел Ей вслед. Ее походка выражала абсолютное счастье. И глаза, которые обернувшись, скользнули по нему в темноте, еще раз произнесли: «Я люблю тебя!»

Семеныч улыбнулся. Он понял Ее.

«…вам будут всего лишь ставить препятствия там, куда вам идти не следует», – с трудом вспоминал он слова Катенка на обратном пути. Слова становились глуше, тише, точно их проглатывало сознание. Семеныч с удивлением обнаружил, что Катенок также рассеивается в памяти.

После встречи с Ней весь мир с событиями, людьми неуклонно отходил на второй план, будто вынужденно отодвигался и терял свою насыщенность, потесненный чем-то другим. Все прошлое казалось Семенычу таким далеким, словно никогда не являлось его собственным прошлым.