Ох, и костерил я тебя, Кирилл, мысленно! Такими словами, что вслух стыдно и произносить. Ведь считай, что из-за твоего любопытства мы вскрыли старое подземелье. Так ведь?

– Да, – согласился Руданский, – но ведь без меня вы туда решили полезть, уже по собственной воле.

– Так что же! – воскликнул Николай, – я не хозяин в собственном доме?

– Конечно, хозяин, – быстро согласился журналист.

– Ну, так вот. И я принял решение.

Николай встал со скрипучего стула и направился к выходной двери.

– Пошли за мной, – скомандовал он, – сейчас все увидишь сам.

Руданский быстро встал и молча последовал вслед за Николаем. Они направились к заветному сарайчику, в дальнем углу которого Кирилл раскопал когда-то лаз в подземелье.

– Смотри сам, – довольно сказал Николай.

Руданский подошел к знакомому месту и… обомлел. На месте вырытого им колодца красовалась бетонная плита.

Николай подошел сзади и шепнул:

– Возьми в углу ломик и с силой ударь по бетону.

Кирилл машинально выполнил просьбу. От удара бетон глухо и недовольно загудел, как бы подтверждая свое «хозяйское» здесь присутствие.

– Двадцать сантиметров толщина бетонного перекрытия, – послышался сзади голос Николая, – теперь никто – ни ты, ни я, ни моя соседка не смогут попасть в подземелье. Ты меня понял, Кирилл?

Руданский молча поставил ломик и также молча вышел из сарайчика. Прощаясь с Николаем, поинтересовался о его здоровье.

– Теперь все в порядке, – услышал он в ответ.

– Н-да… Ты меня извини, – сказал на прощание Кирилл, – кто ж знал, что оно так обернется.

Через несколько дней молодой князь Косьма Алексеевич должен был предстать перед самим Государем. Трудно было сказать, какие слова подбирала бабка Анна, убеждая Ивана Грозного взять в опричники юного Глинского. Даже представить невозможно, как она вообще попала в царские палаты, но факт остается фактом. И Косьма оказался «под крылом» государевым. Потекли веселые и грустные дни, похожие один на другой и не похожие один на другой.

Тогда же Иван Васильевич затеял настоящую реформу, дабы изменить многое в русском государстве. Требовались ему для государевых дел разные люди. Главное, чтобы верными они были. Но таких сыскать оказалось не так уж просто. У каждого свой корыстный интерес, свои заботы, свои жизненные взгляды. Это так. И люди, пока с царем было «по пути», действительно верно служили, но потом… Нередко оказывалось так, что человек с гнильцой был. И она, эта зараза, проявлялась в самый неподходящий момент.

Тогда уже самому Ивану Грозному приходилось расправляться с нерадивцами. И ведь были, и немало, тайные и явные враги. Тут уж, как говорится, пощады от Государя ждать не приходилось. Если, конечно, они сами не успевали убежать подальше в соседние страны. Царь очень настороженно отнесся к просьбе своей сестры Анны. Конечно, люди, верные люди, были нужны. Но где гарантия, что отпрыски Глинского рода, возмужав и заматерев, не проявят себя с неожиданной стороны?

Может быть, поэтому, а возможно, и по иной причине, Государь отправил молодого князя служить рядовым опричником. Дабы и себя проявил, каков он есть, и жизнь настоящую познал, и… Имел ли Иван Грозный тогда виды на князя Косьму, неизвестно, но испытать желал. И испытал.

Затеянная им реформа требовала механизма ее реализации. И этим механизмом стала придуманная им опричнина со своим войском и полномочиями, равных которым никогда и ни у кого на Руси не было. Опричнина стала той государственной машиной, что сломала былой уклад и насадила новый. Былая удельная, вотчинная раздробленность теперь сменялась единой централизацией, во главе которой стоял сильный царь. Под себя, под сильного человека мастерил Государь новую Россию. Такую, какую он видел, как понимал суть и предназначение своей страны, открывая наперед ее историческую перспективу.

Но такая ломка устоев сложившегося веками «административного» деления, понятная лишь одному человеку, влекла за собой недовольство целых слоев общества, исторических областей России. И Ивану Грозному приходилось усмирять непокорных, доказывая свою правоту, прежде всего, силой.

Как сумасшедшие носились по стране отряды опричников, выполняя волю царскую. Где усмиряли недовольных, где переселяли на новые земли целые вотчины, а где и просто разбойничали. Ясно, что такая «смирительная» рубашка, которую Иван Грозный надел на Россию, не столько успокаивала верноподданных, столько стягивала на их шее веревку потуже. И гибли люди. Многие-многие. Кровь рекой текла то здесь, то там. Не надо забывать, что в это время Иван Грозный активно расширял границы государства, разгромив и присоединив к себе Казанское и Астраханское ханства, огромные территории Сибири. Так что спокойной жизнь, в которую с головой окунулся князь Косьма Алексеевич, конечно, не была.

Нередко с братьями-опричниками он носился по городам и весям с неизбежными атрибутами на седле – метлой и собачьей головой – знаками беды для непокорных Государю людей. Ведал ли тогда молодой князь, что творит зло, что не всегда сказанное Иваном Грозным требует буквального исполнения! Сейчас трудно об этом судить. Молодой Глинский искренне считал, что он царский слуга и обязан неукоснительно исполнять любое слово Государя. К тому же он взял обет ничем не посрамить свою фамилию перед очами царскими. И князь старался.