— Ну что, теперь поплывём к пирсам? — спросил воин.

— Разумеется, — хриплым голосом ответил ему другой.

— Вы как хотите, — вступил в их разговор третий, — а я предпочитаю подождать лодку.

— С чего бы это? — поинтересовался у него четвёртый.

— Да вот, ноги не хочу замочить, — усмехнулся тот.

Мы дружно проводили взглядом очередной плавник, прочертивший водную гладь. Периодически, то тут, то там поверхность воды словно вскипала, намекая на нешуточные баталии, вспыхивавшие в глубине. Обычно, в таких местах, вода становилась мутной от поднятого дерущимися речными монстрами со дна ила. Маленькая лодка подошла и пришвартовалась к мосткам слева от нас. В данный момент нас здесь было одиннадцать человек. Двое были ранены. Одним из них оказался седой воин, бывший первым, кто встал рядом со мной в этом проходе. Своё ранение он получил во время последнего штурма, четырнадцатого по счёту. Второй раненый был из тех, кто присоединился к нашему заслону позже. Мы опустили их обоих в лодку, места в которой хватило ещё для двоих из нас, да и то утлое судёнышко закачалось, едва не начерпав бортами воды.

— Ждите следующую, — сказал нам лодочник, бросив весла, и встревожено выставив руку в нашу сторону.

Мы, оставшись всемером, проводили взглядом лодку, отчалившую от мостков, и гребок за гребком, медленно удалявшуюся от нас к пирсам.

— Кажется, рыб теперь стало меньше, — заметил один из оставшихся.

— Сиди, где сидел, — посоветовал я ему, хотя следовало признать его правоту, плавников действительно больше не наблюдалось.

Очевидно, многие рыбины уплыли. Я даже был уверен, что многие из них, с кусками тел в своих челюстях, ушли на глубину к пирсам или дальше в гавань, или даже возвратились в реку, возможно иногда сопровождаемые несколькими своими собратьями. Однако я был уверен, что воды вокруг мостков по-прежнему опасны. Иногда речные акулы, как и угри Воска, прячутся между свай под причалами, в их тени, и часто вознаграждаются за своё ожидание мусором и другими органическими отходами. Всё ещё можно было рассмотреть полосы крови на воде.

— Смотрите! — воскликнул один из оставшихся, указывая на пристань.

Обернувшись, мы увидели, как у пристани собирается множество небольших лодок и наспех сколоченных их подручных материалов, по-видимому, собранных в цитадели, плотов.

— Похоже, они собираются идти к пирсам, чтобы закончить свою работу, — процедил второй.

— Значит всё, что мы здесь сделали, было напрасно, — вздохнул другой.

— Гавань перекрыта косианскими кораблями и бонами, — сказал третий. — Никаких шансов на спасение.

— Кажется, в их намерения не входит морить нас голодом на пирсах, — добавил четвёртый.

— Они — нетерпеливые парни, — заметил тот, кто указал на неприятеля.

— Они ждали слишком долго, — пожал плечами его товарищ. — Теперь им не терпится закончить свои дела сегодня.

— Это не окажется для них очень трудным, — признал другой.

— Похоже на пирсах будет резня, — сказал его сосед. — Там негде спрятаться. Они открыты со всех сторон. Что может сделать горстка щитов? Ничего, или очень немногое. Они могут сделать, всё что захотят. Могут выбирать цели с лодок и плотов, или высадиться всеми силами.

— А ещё они, скорее всего, вызовут других, тех, кто сейчас по ты сторону бонов, — предположил один из них, — так что они могут нападать с двух сторон сразу.

— Тогда всё кончено, — вздохнул другой мужчина. — Кажется, нам на всё про всё, осталось два, максимум три ана.

— Вы двое садитесь в эту лодку, — приказал я двоим из них, как только следующее утлое плавсредство, коснулось свай.

Гребцы, скорее всего, рыбаки, встали и протянули руки, помогая этим двум парням спуститься в лодку, сразу просевшую по самые борта в воду. Мы, пятеро оставшихся на позиции, долго смотрели вслед уже второй маленькой лодчонке увозившей наших боевых товарищей.

— Хотелось бы мне успеть добраться до пирсов, чтобы попрощаться с моей спутницей, — вздохнул один из оставшихся, и с грустью добавил: — если, конечно, она ещё жива.

— Как по-твоему, сколько мы ещё сможем продержаться? — спросил его другой.

— До пятнадцатого ан, пожалуй, — мрачно ответил тот.

— Хорошо, — кивнул первый.

— Чего хорошего-то? — удивился другой.

— Не хотелось бы пропустить ужин, — усмехнулся первый.

— Точно так же, как Ты не хотел мочить ноги? — спросил его мрачный товарищ.

— Только не я, — ответил он.

Немного позже подошла другая лодка и эти двое, оставив нас втроём, направились к причалам.

— Честно говоря, больше всего я чувствую себя виноватым перед женщинами и дети, — сказал мужчина сидевший около меня, оглядываясь в сторону пирсов, переполненных гражданскими. По моим прикидкам, там собралось где-то около полутора тысяч женщин и детей. Здоровых мужчин к настоящему времени, вероятно, осталось не больше чем двести, максимум триста. Вскоре прибыла ещё одна лодка.

— Нет, — отказался я, от молчаливого предложения одного из оставшихся бойцов, кивнувшего мне на лодку. — Вы первые.

И двое последних моих товарищей осторожно спустились в лодку. Я остался в одиночестве, в начале разрушенного перехода с пристани на причалы. Позади меня дымились развалины мостков, а впереди…. Я вздохнул, встал и снова поднял щит, в который уже раз за этот день.

Со стороны цитадели ко мне приближалась одинокая фигура, без щита, но в шлеме. Меч офицера оставался в ножнах. Далеко же ему пришлось прогуляться ради того, чтобы просто посмотреть на меня. Он остановился в нескольких ярдах, и молча уставился на меня. Было необычно тихо для сегодняшнего дня. Я вдруг услышал, как внизу пол настилом мостков плещется вода, обтекая сваи, как кричат чайки над Воском. Если бы не клубы чёрного дыма всё ещё поднимающиеся над цитаделью, можно было бы подумать, что и нет никакой войны.