Увы, она всегда была не только доброй, но и упрямой. Девушка наотрез отказывалась возвращаться в мир живых, привлекать Габриеля Агреста к ответственности за все, что он сделал (ведь тогда все ее жертвы стали бы напрасны!), и хоть как-то менять текущую ситуацию. Натаниэлю пришлось сдаться при условии, что она позволит ему хоть изредка ее навещать.

И Маринетт позволила. Более того, вечерами она продолжила работу в клубе, а днем рисовала эскизы одежды, которые Куртцберг разносил разным дизайнерам, в том числе ненавидимому обоими Габриелю Агресту. Все-таки, платил тот хорошо.

Так продолжалось еще три года.

***

Девушка вздрогнула от внезапного звонка телефона. Звонить ей могли только три человека: мадам Чжоу (что случалось очень редко), месье Фэн (являвшийся ее начальством, но он звонил еще реже, чем мадам Чжоу) и Натаниэль Куртцберг (чьи звонки стали явлением обыденным). Поэтому, даже не глядя на номер звонившего, Маринетт приняла вызов и спросила:

— Нат, ты хоть знаешь, который час?

— Четыре утра, — донесся из трубки немного взволнованный голос. — В это время ты приходишь домой с работы.

— И ложусь спать, — напомнила девушка, прикрыв зевоту рукой. — Что стряслось?

— Габриель Агрест покончил с собой.

Маринетт чуть не выронила телефон. Может быть, она неправильно расслышала?

— Чт-то т-ты ск-каз-зал? — парадокс: она заикалась впервые за семь лет, но снова из-за Агреста. Пусть и другого.

— Габриель Агрест покончил с собой, — повторил Натаниэль. — Полагаю, теперь тебе не до сна?

— Какой тут сон, — Мари прикусила нижнюю губу и кинула взгляд на утыканную дротиками фотографию злейшего врага. — Но как и почему?

— Подробности не знаю, — было слышно, что Куртцберг тяжело дышал, словно бегом поднимался по лестнице. — Но это определенно стоит обсудить. Через минуту можешь открывать дверь.

В этот момент связь отключилась, а Натаниэль, как и обещал, ровно через минуту переступил порог крохотной квартирки бывшей одноклассницы.

***

— Я не вернусь, — девушка была непреклонна.

— Но Маринетт…

— Эмма. Меня зовут Эмма.

— Хорошо, Эмма, — как же Натаниэлю не нравилось это имя! Оно было абсолютно чужое, совсем не подходило этой девушке. Но если он не хотел оказаться за дверью, приходилось подчиняться ее правилам. — Раз он мертв, то ничто не мешает тебе вернуться! Так почему?

— И что я скажу? — бывшая мадемуазель Дюпен-Чен скрестила руки на груди. — Мама, папа, Алья, привет, я была жива все это время?

— Как минимум, — кивнул Нат.

— Уже поздно возвращаться. Они все равно считают меня мертвой.

— Маринетт, но ты жива, — вмешалась проснувшаяся от их перебранки Тикки. Только ей было позволено обращаться к девушке по старому имени. — Твои родители обязательно обрадуются, вот увидишь!

— И начнутся расспросы, полиция, конец тайны личности, — брюнетка принялась загибать пальцы, — мадам Чжоу посадят за то, что она помогла мне с документами, а меня отправят в тюрьму за то, что я шесть лет прожила по поддельному паспорту. Нет уж, спасибо.

— У тебя были веские основания, чтобы так поступить, — высказал свою мысль Куртцберг. — Я уверен, мы сможем убедить полицию.

— Ты ведь понимаешь, что в таком случае мне придется раскрыть, что Бражником был Габриель Агрест?

— Так ведь он мертв, — заметил Нууру, присаживаясь на кровать рядом с красной подружкой. — Я точно это чувствую, он ведь был моим предыдущим хозяином.

— Меня и не он волнует, — прорычала девушка.

Как друзья могли ее не понимать? Она отказалась от всего, когда решила не возвращаться из мертвых, чтобы не доставлять никому проблем. Более того, еще раньше она пошла на сделку с врагом, чтобы защитить его же сына. И если она сейчас вернется, скажет всему миру, что семь лет назад ее изрешетили «с любовью» от Габриеля Агреста, который, к слову, был Бражником, то ради чего тогда все ее испытания? Семь лет назад она твердо решила оставить Адриану отца, так не забирать же его сейчас, особенно, когда тот уже умер! Пусть хотя бы он сохранит об отце добрую память, ведь Маринетт прекрасно помнила, что заботой родитель сына не баловал.

— Это все из-за Адриана? — предположил Натаниэль. — Ты все еще его любишь?

— Нет, — девушка закрыла глаза, думая, как точнее выразить свои чувства. — На оба вопроса ответ нет. Точнее, почти нет. Он был моей первой любовью, но я отказалась от своих чувств как только приняла решение забрать у его отца Камень Чудес. Просто… если я сейчас вернусь и открою правду о личности Габриеля… Мне кажется, что все эти семь лет моей жизни лишатся смысла. Потому что, раскрой я тогда его тайну, ничего бы не произошло. Понимаешь, Нат, я не могу вернуться. Это сильнее меня.

Куртцберг кивнул. Он ожидал чего-то подобного, но все же шел к ней с надеждой на то, что Маринетт передумает. Он ведь присутствовал на ее похоронах. Видел слезы ее родителей, Альи, друзей. Даже Хлоя рыдала над ее могилой! Все были бы счастливы, окажись Мари живой. Нат ведь так сильно обрадовался, когда нашел ее! Но упрямая брюнетка не собиралась ничего менять в своей жизни. Быть может, если бы она вновь увидела семью или друзей, ей бы захотелось вернуться? А что, стоит попробовать.

— А на похороны ты придешь? — все-таки Габриель Агрест был отцом их одноклассника, а значит, Алья и Нино точно придут поддержать Адриана.