Шрифт:
— Благодарю вас, и здравствуйте! – Валери закрыла канал и посмотрела в лицо Мари. Мари походила на восковую фигуру самой себя, побледнела – посерела; губы её дрожали.
— Марселина, воды! – Валери помогла Мари присесть на стул. – Простите, я не думала, что это вас так испугает. Вы точно хотите присутствовать при разговоре с другими двумя?
— Нет, – бесцветно отозвалась Мари, выпив стакан до дна залпом. – Знала бы, и это смотреть не стала. У неё был такой же взгляд, как в тот раз. У них дома, в Париже, если только они не переезжали, прямо и направо, через коридор, комната Жана. Того, которого она не помнит, её сына. Я стояла на пороге той комнаты, расспрашивала её, а она меня как будто не слышала – не отвечала на вопросы о Жане. Сейчас у неё было такое же лицо.
— Мари, – Валери присела рядом. – Вы можете рассказать, что случилось? Почему вы их ищете?
— Вы посмеётесь надо мной, – Мари покачала головой. – А потом, наверное, арестуете. Или отправите в Бедлам.
— Мы поговорим неофициально, – Валери сняла свой жетон полицейского. – Срочных дел на сегодня пока нет. Пройдём, куда укажете, и поговорим. Ни смеяться, ни считать вас сумасшедшей никто не станет. Скажите только одно: есть ли на вашей совести тяжкое преступление? Если есть, мы просто не станем говорить.
— Нет, – Мари помотала головой. – Закон я не нарушаю.
– - -
Молчаливая обычно Марселина заговорила первой, едва Мари закончила рассказ.
— Как в сказке, – покачала Марселина головой. – Простите, если это вас задевает. У нас записано тринадцать типовых городских легенд, из разных городов, про то, как можно стать дросселем. У детей богатое воображение. То, что вы рассказали, повторяется чаще остальных. Скажите, ту местность, в которой всё это случилось, обследовали?
— Да, – кивнула Мари. – Прочесали терминаторами и полицейскими зондами. Ничего. Ни замка, ни тех волков, ни парней. Они просто исчезли. Полиция нашла мои ленты на деревьях – я помечала их, чтобы обратно было проще возвращаться – и пришла к выводу, что я потерялась в лесу, перепугалась и всё это выдумала. Странно, что меня даже родители не ругали. Как будто никуда я и не уходила – приходили в больницу, сидели со мной. Даже не удивлялись, как вообще я в больницу попала, что это за странные укусы у меня по всему телу. Потом, уже ближе к учебному году, я сама попробовала поговорить с их родителями. Я видела их комнаты, я ведь у каждого в гостях была. Но родители просто не помнили их.
— Очень странно, – заключила Валери. – Вы дроссель, стали им примерно в указанное время. Я не говорю, что верю каждому вашему слову, но это факты. Всё остальное… мы не можем посмотреть на итоги поиска, записи стёрты – дел о пропаже без вести не было, а материалы, не привязанные к делам, долго не хранят. Но можно организовать поиск в той местности ещё раз, если хотите. Придётся придумать повод, но я что-нибудь придумаю. И мы направим наших сотрудников в каждую из семей, под видом уточнения архивных данных. Вас устроят фото их комнат, если они существуют?
— Устроят, – Мари закрыла глаза. – Хочу убедиться, что я не выдумала их, всех троих. Я опишу, что у кого в комнате, я многое помню.
– - -
На этот раз передвигаться по «библиотеке» было сложнее: Артёму казалось, что вспышки света происходят чаще. Теперь всё то, что происходит вокруг, снимает аппаратура – если там что-нибудь интересное, сотрудники Марцелла Катона это обнаружат.
Чтобы гирокомпас «определился» с координатами, его нужно включить, поставить и не трогать хотя бы минуту. Чем дольше стоит, тем точнее будут данные. В «библиотеке» семьсот двадцать девять «столов» с регистраторами – терминалами, на одном из которых они тогда видели «кино» про Айур. По двенадцать терминалов на каждый стол (по три на каждую сторону квадрата). Провели опыт: кто бы ни прикасался ладонью (в перчатке, естественно) к поверхности терминала, тот включался и показывал одно и то же «кино» про Айур. Промотать «в будущее» не получалось; промотать «в прошлое» удалось достаточно далеко, чтобы увидеть: до людей здесь жили ещё две цивилизации, обе гуманоидные. И всякий раз их разделяла полоса истории, где на планете, помимо биомассы, ничего не было видно. Особо задерживаться в «библиотеке» не стали: оружейник настоял, чтобы следовали по возможности тем же маршрутом, примерно с теми же временными задержками; лучше подождать подольше в убежище Марка Флавия, нежели исследовать новые и, возможно, небезопасные области планеты.
Когда направились к диску, с которого их в тот раз перенесло сразу в убежище Марка Флавия, вспышки света стали происходить чаще. Сейчас на головах у всех защитные шлемы, а в них, помимо прочего, есть очки-фильтры: после вспышки они передают на глаза человека не то, что вокруг, а смоделированный образ – то, что показывают радары, условное изображение. Ничто материальное не приближалось к ним, хотя все потом подтвердили, что было ощущение – стоят в окружении, чувствуется пристальное внимание.
Ну и, разумеется, в каждом шлеме есть «зеркало заднего вида». С ним почти невозможно застать человека врасплох, подкравшись сзади. Только если напасть из мёртвой зоны – из-под пола под ногами. Но на такой случай и обувь снабжена датчиками. Главное – не утратить бдительность.
– - -
Миранда долго не могла заснуть; и собственный новый наряд, и то, как Марина преобразила Мари, и то, что она согласилась попробовать силы в новой области ещё на нескольких желающих… это будоражило. Чуть не до полуночи простояла перед мольбертом в студии – работалось так, что часа за три сделала больше, чем за предыдущие пару месяцев. Идеи текли и текли – не отогнать.
Когда часы оповестили о приближении полуночи, Миранда опомнилась. Завтра новый день и много забот: те, кто видели Мари и саму Миранду в новых нарядах, уже выстраивались в очередь – у Марины много новых дел завтра, а, значит, и у остальных – новые заботы. Лилия всецело занялась ювелирными вопросами; Арлетт не покидала кухню, и всё больше домочадцев с восторгом рассказывали о дегустации её произведений. Поверила в себя, подумала Миранда. Что такого недостойного в профессии кондитера? Я вот – художник, и ничего, не стыжусь. Хотя… зачем-то же стала медсестрой, получила воинское звание, участвовала в подлинных военных операциях. Зачем, спрашивается? Тоже не могла в себя поверить?