Глория кивнула.

— И запомните, сэр Ортем. Когда вы в Лондоне – вы мой. И ничей больше. Знаете, почему я не плачу сейчас? Потому что знаю, что мы ещё увидимся. Всё, давайте вернёмся. Ночи сейчас короткие.

День 9. Видение [оглавление]

Попасть домой Артёму удалось только ближе к вечеру: основное время заняли отчёты. Устные; по словам сэра Джеймса, нет смысла требовать от дросселя письменного. Электронный секретарь – этакий очень «умный» диктофон – запишет невообразимую путаницу, а если писать на бумаге, то без дросселя записи и вовсе не прочесть. Пришлось диктовать. Помог доктор Арчибальд Ливси: сказал, что часть событий у него уже зафиксирована, так что Артём просидел не до полуночи, а просто до заката.

«Q» потребовал вернуть ему «фирменную одежду», на исследование и доработку, так что домой Артём возвратился в самом обычном мундире самого обычного рядового.

Весь дом – кроме Марины – встретил его, в гостиной, она же столовая – радостные лица. Они радуются, что я вернулся домой? Ах, да, я ведь ещё не понял по-настоящему, что здесь всякий раз прощаются навсегда – даже если уходишь за ворота Рима, только чтобы сразу же вернуться. И встречают так же – словно уже и не чаяли свидеться.

Марина ждала его в спальне. Молча бросилась навстречу, обняла – ни слезинки, ни одного слова. Только запах её волос и стук сердца. Когда она отпустила его, то… улыбалась.

— Вот я и дома, – Артём не отпускал её рук. – Никогда не думал, что это будет так приятно. С вами всё хорошо?

— Лучше не бывает! – она смахнула пару слезинок. – Нет-нет. Не вздумайте извиняться. Давайте, я сама скажу.

Она мягко высвободила руки и, отвернувшись, подошла к окну. Задёрнула шторы.

— Один раз, Ортем. О каждой из них вы можете рассказать мне только один раз. А потом, когда меня нет рядом – рассказывайте, кому угодно и как угодно. А если я рядом – только если я согласна. Хорошо?

Она обернулась и… смутилась.

— Если вы не возражаете, – завершила она почти робко. – Да?

— Пусть будет так, – Артём кивнул и достал из кармана куртки «выкуп». И сказал, что это и от кого. Марина ахнула, приняла подарок – или что это было – и долго смотрела на каждый кусочек янтаря. Надела ожерелье – оно замечательно идёт ей. И выглядит Марина теперь царицей.

— Идёмте за мной, – она потянула его за руку, повлекла в соседнюю комнату – студию, в которой теперь занималась своими делами: читала, писала картины, делала эскизы. Когда позволяют новые заботы.

— Пожалуйста, сядьте ко мне спиной, – попросила она, разворачивая мольберт к себе. – Вон в то кресло. Да-да, спиной. А теперь расскажите, какая она. Расскажите всё, что захотите, я не обижусь.

…Когда он закончил рассказ – не вдаваясь в подробности, что происходило в его апартаментах в Лондоне, когда выключали свет – Марина осторожно взяла его за руку, и подняла из кресла. Подвела к мольберту.

Артём сам чуть не ахнул. Глория Адсон. Как настоящая, как живая – если и отличается от оригинала, то в мелочах. И не просто карандашный набросок – уже законченный, цветной портрет, во всех красках. Про её одежду Артём не говорил – и Марина сама её выбрала, но в остальном…

— Потрясающе! – вырвалось у Артёма. – Вы замечательная художница!

Марина улыбнулась, и отвела взгляд.

— Завтра я найду рамку для неё, – пообещала она. – Повесьте у себя в кабинете. Вы всё равно будете скучать по ней, это неизбежно. Только пусть не смотрит на нас двоих.

– - -

На той самой флютне, подарке лорда-канцлера, Артём играл почти до полуночи. Собрался не только весь его дом, пришли из многих других. Вот чем отличается римское веселье: в ночное время – только под крышей дома. И гудите хоть до утра: в каждом доме есть акустическая защита, чтобы не нарушать покой окружающих. Собственно, такая защита в каждой комнате есть, так что устраивать концерты можно в любое время суток для любого числа слушателей.

Инструкции по эксплуатации к инструменту не полагалось, но Марина заверила, что она всё найдёт. С благоговейным выражением на лице она прикасалась потом к ней – когда сыгравший немало музыки и песен инструмент – играл в этот вечер не только Артём – расположился на столе в кабинете Артёма, на почётном месте.

— Вы столько песен знаете! – удивилась Марина. – И все такие необычные! Вы ведь думали, что будет, если… – она потупилась, но почти сразу взяла себя в руки. – Если уже не будете дросселем, – и Марина сделала жест, отгоняющий дурное, его Артём замечал уже не раз. Артём не улыбнулся; суеверия, похоже, всегда будут рядом с людьми. – Ваши песни. Просто пойте эти песни для людей. Пусть даже не вы сами их написали. И вам всегда будут рады.

Он кивнул, и сам прикоснулся к прохладному корпусу флютни. Инструмент сыграл короткую, приятную музыкальную фразу. А ведь ни о какой песне не размышлял, подумал Артём.

— Завтра сложный день, – Марина потянула его в спальную. – Много дел. Вам нужно отдохнуть, Ортем. Нет, – не дала прикоснуться к своему лицу. – Сегодня я там, – указала взглядом на ложе для хозяйки. – Извините.

До Артёма не сразу дошло. Хватило ума сохранить спокойствие на лице.

— Понимаю, – сказал он, явно ожидался ответ. Марина снова обняла его. — С вами так спокойно, – шепнула ему на ухо. – Я не хотела вас обидеть. Вы ещё не ложитесь?