Шрифт:
А надо лишь одно, разумное и необременительное: бороться за лично благополучие и за благополучие человечества в целом. Иначе если человечество не выживет и исчезнет, воскрешать вас из мертвых давать всемогущество будет некому.
А значит нужно бороться, за выживаемость человечества, за развитие науки, изобретать новые технологии, делать открытия, стараться принести людям как можно больше пользы...
И более ничего не требуется... Ни намазов, ни постов, ни хаджей, ни воздержания в сексе... Ну, а за уголовные преступления тебя сами люди и накажут по своим законам. А законы и правила человеческие меняются, по мере развития прогресса. И тут играет роль, соразмерность, целесообразность и гуманизм.
Архигомотеизм - это религия свободы, где главный судья и палач, ты сам. Хотя конечно, нужно понимать, что свою свободу нужно сдерживать там, где она ограничивает свободу других личностей.
А хочешь побуянить, создай собственное мироздание и отведи там душу... Если конечно, обретя всемогущество, тебе еще будет хотеться пошалить!
Что касается внешнего оформления нового учения, это предмет для дальнейших дискуссий, как и том, какую практическую пользу от него может получить государство и власть.
Но, то, что Архигомотеизм может примирить и устроить все в большей степени любая другая альтернатива, очевидно. А кто не согласен прошу дискуссию!
Закончила с энтузиазмом длинную лекцию рыжая дьяволица.
. ГЛАВА ? 9.
Шамай прикончил пиво с рыбой, захлопнул ноубук и предложил Эдику пройтись. Похоже, экстрасенс-шизофреник оказался доволен тем, что его приятель не бросился критиковать труд. Действительно Шамай вырос в литературном плане. Эдуард шел вместе с сектантами. И Делон сельского разлива сообщил о своих успехах.
– Мне удалось издать несколько книжек и добить тиражей за двести тысяч экземпляров. В частности мне удалось написать интересный труд - "Богом может стать каждый", об оккультной практике.
Шамай подмигнул Эдику, и похлопал по плечу.
Молодой мужчина заметил:
– У тебя я вижу, есть способности!
Шамай присвистнул и неожиданно признался:
– А чуть-чуть переделал магию Папюса. Не так это и сложно!
Крашеная девица неожиданно предложила:
– Хочешь я тебе минет сделаю?
Эдуард не слишком был удивлен подобным предложением, но попробовал отшутиться:
– Но ведь мы едва знакомы...
Девушка игриво произнесла:
– А с едва знакомым и интереснее!
Шамай погладил рыжую по спине и заметил:
– Эдуард пока к этому не готов... Вообще, ты я вижу устал! Завтра мы еще с тобой встретимся, а пока иди, отдохни.
Эдик был не сказано рад, что его отпустили. Тем более, что солнце склонялось к закату. И он, поспешно едва не грохнувшись, прибавил шагу. По пути его тормознула цыганка, предлагая погадать за бесценок. Эдик пробормотал:
– Голова болит в другой раз!
А голова у него и в самом деле болела. И в палатке Эдуард та и е раздеваясь, плюхнулся в гамак. Зверски хотелось спать... и сон при этом не шел. Вот так, на голову давит, бьет кувалдой по вискам, а ты не спишь. Эдуард попытался представить себе секс. Но это ему плохо помогло. Пару часов он лежал расслабившись. Потом решительно поднялся... Поискал снотворного. Нашел коньяк. Отцедил стопку и выпил.
В голове стало легче. Тупая игла вышла из виска, и Эдик, наконец, расслабившись погрузился в сон.
Ему снилась рыжая девчонка. Она оказалась воровкой и, её клеймили, словно леди Винтер. Потом во сне появилась и сама миледи. Какая-то немного измененная версия трех мушкетеров. Миледи выдали Британской короне, и её за организацию убийства герцога Бекингема приговорили к смертной казни.
Красивая блондинка в коротком рубище, словно публичная девка, шла на эшафот. Ей пришлось босиком шагать по острым камням, и её нежные, изящные ноги оказались изранены. Напоследок, девушка встала на колени. Атос поцеловал её в губы. И она шепнула ему - что кардинал Ришелье замыслил заговор против короля.
Потом миледи внезапно вскочила, и бросилась со скалы в море. Ей удалось выплыть, хотя руки и были скованы цепью. Девушка, после этого путешествуя ночами, и отсыпаясь днем, добралась до Лондона.
Там она перебралась на корабль, и голодая в трюме, добралась до Франции.
И снова шла босая к Парижу, изображая из себя монашку. Тяжело было молодой женщине. Её ножки оказались сбиты, в ссадинах и ушибах. Но порезы быстро заживали, нарастали мозоли. И постепенно подошвы грубели. Кардинала не оказалось в Париже, и девушка была вынуждена направиться к Тулону. А это еще более длительный путь.