Вот она решила оживить Жириновского и принести очередную жертву. Борису снова пришлось идти на разбой.

Но второй раз он прирезал мужика быстрее и легче. Тем более рыжая в секте изменила правила и стала обучать адептов боевым приемом. Борис учился охотно и оказался способным падаваном. Вот и сейчас он уверенно прирезал пьяного бомжа. Не ощутив при этом ни радости, ни угрызений совести. Потом рыжая не стала отцеживать кровь, а традиционно сожгла.

Но Жирик не исправлялся, и его рейтинг никак не мог подняться, а оппозиционность испарилась.

И третий зарезанный Борисом бомж ничего не изменил в политике партии.

На Рождество ради их ритуала омоложения пришлось снова прикончить ребенка. Борис от этого страдал, но это уже привычные душевные муки. Увы такова беспощадная жизнь.

Особенно если ты связался с чертом во плоти. А рыжая действительно отличалась большой фантазией.

После ритуала Борису снились кошмары. И он решил немного отвлечься. И начала шариковой ручкой, писать себе книгу.

Даже для охваченной едва не приведшей к гибели империи революционной смутой России - произошедшее событие: убиение за одну ночь сразу трех именитых предпринимателей в области нефтехимической и угольной промышленности оказалось происшествием воистину экстраординарным. Газетчики, наперебой трещали, предрекая конец света, акции ряда ведущих компаний, словно стрелка барометра в шторм обрушились вниз.

Следователь по особо важным делам действительный статский советник Вадим Карташов, с помощью прибывшей журналистки Алиса Канареевой восстанавливал отнюдь непростую мозаику событий. Внимание опытнейшего Карташова привлекло два ключевых момента криминальной драмы. Светло-рыженькая, пышноволосая и симпатичная, с фигурой фотомодели Алиса восторженно описывала свои впечатления от встречи с финансовыми тузами Российской Империи:

– Вот это роскошь, даже представить себе подобное в нашей нищей стране невероятно сложно. Я их нашла среди надежно укрывающего густого леса цветущих удивительных растений и витых позолоченных с янтарной и жемчужной графикой колонн. Высоко под расписными сводами между вершинами пальм развешаны клетки с точеной серебряной украшенной камешками резьбой. В них пели на разные голоса причудливые птицы с оперением всевозможных оттенков, причем таких больших попугаев, облаченных в величественные одеяния павлинов, я никогда еще не видела. Хотя приходилось посещать августейших особ Парижа и Лондона. А немного далее большущий, словно бассейн хрустальный аквариум с рыбаками фееричной яркой раскраски. На нижнем этаже зоопарк со зверюшками всех шести континентов, к сожалению, на них я не успела взглянуть.
– Девушка развела пошире тонкие, но сильные руки, и неожиданно произнесла эпическую фразу.
– Но даже в самой безлюдной пустыне пение этих птиц и благоухание цветов смотрелось естественнее, чем в подобном роскошнейшем пекле.

Карташов вежливо прервал журналистку:

– Это, конечно же, интересно, но кто присутствовал при этом? Люди вот что самое главное!

Девушка-журналистка щелкнула каблучком модных туфелек по мраморному бордюру, втянула ноздрями донесенный порывом теплого ветра терпкий запах ласкового, черного моря. Ее цепкая память подмечала все или вернее почти все, что возможно в человеческих силах. Ласковым тоном произнесла:

– Два большого роста лакея у входа, своего рода охрана и в холе секретарша с красивым именем Анфиса. Дама весьма представительная... Кажется все - деловые беседы не требуют большого числе свидетелей.

– Однако вас почему-то пригласили.
– Подозрительным тоном спросил помощник следователя по особо важным делам Иван Колобков.

Девушка с невинным видом ответила:

– В свое время я расскажу и об этом, но вас я вижу, интересует иное.

– Расскажите все или пребывание в вонючей камере со вшивыми воровками и цыганками вам обеспечено!
– Пригрозил Вадим Карташов.

Воспоминание о подвальной тюрьме, где уже успела побывать любознательная Алиса, заставила её скривить мордашку. Девушка тихо продолжила:

Между промышленниками шел обычный спор... Или дискуссия, об не очень понятных вещах. Во всяком случае, большевики и особенно эсеры нагнали изрядно страху, о последних то и дело слышались реплики. Массивный пудов восьми Константин Боровиков что-то энергично доказывал Абраму Хинштейну сухонькому старичку с крючковатым носом и маленьким пенсе на самом кончике носа. Абрам впрочем, не был слишком стар, движения весьма энергичны, но его скаредность, уже вошла в поговорку.
– Алиса вдруг закатила глаза и хитренько подмигнула.
– Он так похож на Гобсека из Бальзака, если не считать отстрой, седой бородки.

Суровый Колобков жестко перебил:

– Не отвлекайтесь мадам, сходство с Гобсеком не имеет никакого отношения к данному делу.

– Ну, почему...- Не согласился, более толерантный Карташов.
– Во время следствия имеет значение даже самая на первый взгляд незначительная мелочь. В частности известно раскрытие сложных убийств по одному окурку. Впрочем, вы можете привести конкретные детали спора?

Девушка неуверенно замялась:

– Они, увидев меня, приумолкли, впрочем, один из них Леонид Гофман, по-моему, вообще не вступал в разговор. Посмотрели... Так словно перед ними вообще приблудная кошка или вшивая собака, а не симпатичная журналистка.

Рассказчица сделала паузу, понятно, что она скрывает. Действительный статский советник Карташов напустив на себе предельную суровость, произнес, добавив в голос металла:

– Все же придется вас гражданка отправить в сырую камеру с крысами... За отказ помочь следствию в раскрытию особо опасного преступления и подозрения в пособничестве террористам... У нас есть право очень долго держать в предварительном заключении, до суда. Сама ведь знаешь!

Алиса, побледнев, сохранила видимость спокойствия и тихонько кивнула головкой: