Шрифт:
– А у меня вот что есть! – по-ребячьи похвастался он. – Письмо от матери получил, про нее и про отца теперь все узнал...
– Счастливчик! – вздохнула Наташа. – А я от своей мамки не успела ответ получить. – И тут же укорила его: – Что же ты так измял письмо от мамы? Ох, какие все мальчишки неряхи!
Позже, в расположении пулеметчиков, Леня выслушивал недвусмысленные рассуждения об индивидуализме и эгоизме «некоторых отдельных товарищей». Выслушивал, вздыхал и писал в дневнике:
«...Ребята на меня обиделись. Конечно, я не прав. Они чистили, трудились, а я... да, впрочем, как говорится, бог меня простит». Резюме: «Не всегда мы поступаем согласно рассудку...»
А положение под Москвой становилось все более грозным. Фашистам удалось подойти вплотную к Можайскому рубежу обороны. Поэтому на волоколамское, калужское, можайское и малоярославское направления выдвигались стрелковые дивизии, артиллерийские части, противотанковые средства... Наряду с кадровыми соединениями к фронту подтягивались добровольческие части москвичей.
НАТАША И ЛЕНЯ
Однажды Леня проснулся еще до команды «Подъем!». Будто его подтолкнул кто... Он полежал минуту, вспоминая то ли сон, то ли явь. И вдруг понял, где он видел Наташу раньше, еще в мирное время.
Память вернула на комсомольскую конференцию Коминтерновского района. Сидели студенческой братвой, зубоскалили, готовили эпиграммы и шаржи для стенгазеты конференции...
– Смотрите, ребята, – сказал кто-то, – объявили, что выступать будет делегат от «Оргавиапрома», а делегата этого почти не видно!
И вправду – над трибуной торчала только кучерявая голова. Говорила представительница оргавиапромовцев тоже чудно: очень страстно, с каждой фразой все взволнованнее, все быстрее и писклявее, так что к концу в ее голосишке буквально звенели слезы.
Ну, тогда посмеялись и забыли. А теперь вот вспомнилось... Да, это была Наташа. Он не мог ошибиться!
Спустя пару дней Леня, улучив момент, спросил девушку:
– Послушай-ка, это не ты на последней районной комсомольской конференции от «Оргавиапрома» выступала? Так горячо, что аж до слез, а?
– Я, – со вздохом призналась Наташа. И добавила: – Ничего с собой поделать не могу – не выходит у меня выступать на больших собраниях! Заносит все время куда-то. Я уж стараюсь отмалчиваться...
Вскоре Леня и Наташа получили увольнительные в Москву. То-то было радости!
Правда, их близкие уже эвакуировались, но очень уж тянуло к родному дому, к знакомым улицам.
– Ты, конечно, знаешь наш Сретенский бульвар и сами Чистые пруды... – задумчиво сказала Наташа. – Но просто знать, где они находятся, просто мимо пройти – мало. Ах, как летним вечером в темной воде звезды отражаются! Как птицы поют... Понимаешь, над ними, над звездами! И не верится, что вокруг – большой город. А зимой, когда залит каток, весь лед – в рыжих, качающихся отблесках ламп. Я люблю так разогнаться, что дух захватывает и кажется – непременно брякнусь. Но в самый последний момент раз – и торможу чудом каким-то.
А дворы у нас какие большие! Днем – шумные, многолюдные, а поздним вечером – темные, таинственные. Бывало, такое нафантазирую про них – сердце чаще бьется и сна ни в одном глазу. Нет, мой район – самый лучший, это точно...
– Ишь ты, самый лучший! – перебил ее Леня. – А у нас, по Серпуховке, ходила? Видела, какие там закоулки старинные? Мы с ребятами всю округу облазили. Я могу тебя там часами водить и тоже рассказывать всякие интересные вещи...
– Мы так в часть опоздаем... – засмеялась Наташа, потрепав Леню по руке своей маленькой ладошкой. – Нет уж, давай-ка ты – в свое Замоскворечье, а я – к себе, на Сретенский. А потом встретимся, знаешь где? У Центрального телеграфа. Только точно!
И вот Стремянный... Вот и родной Лёнин домик... Тихо вокруг, даже странно – ни души! Видать, и соседи эвакуировались... Он обошел дом, заглянул во все окна, потоптался в садике, подобрал с земли почерневший лист... Порыв ветра выдернул его из пальцев и погнал по улице...
Леня побрел следом, вышел на Серпуховскую площадь и вдруг услышал:
– Чертушка, какими судьбами?
Группа школьных товарищей, в основном одноклассниц, окружила, затормошила взгрустнувшего было парня.
Расспросам, казалось, не будет конца. И Леня не заметил, как миловало время, условленное для встречи с Наташей. Только случайно подняв глаза на уличные часы, охнул, наскоро попрощался и ринулся вперед, точно на состязаниях по спринту...
Наташа уже стояла на площадке у входа в телеграф, склонив набок голову и укоризненно глядя на запыхавшегося Леню.
– Ай-яй-яй, товарищ рыцарь! Где же ваша пунктуальность – вежливость королей?
– Прости, Наташенька, – взмолился Леня. – Дружки школьные задержали. Не ожидал встретить!
– Что ж, тебе повезло... Извинение принимается. А я вот своим домашним телеграммы разослала с новым адресом... Слушай, а ведь у нас еще есть время! Сто лет не была в кино, хочу ужасно. Куда пойдем?