«Любви все возрасты покорны. — писал в свое время поэт. Его слова можно поставить эпиграфом к книге рассказов Леонида Фролова, повествующей о жизни молодежи сегодняшней нечерноземной деревни. Это книга и о любви и о долге. О долге перед Родиной, о долге перед отцами и дедами, передавшими своим детям в наследство величайшее достояние — землю.
Annotation
«Любви все возрасты покорны. — писал в свое время поэт. Его слова можно поставить эпиграфом к книге рассказов Леонида Фролова, повествующей о жизни молодежи сегодняшней нечерноземной деревни. Это книга и о любви и о долге. О долге перед Родиной, о долге перед отцами и дедами, передавшими своим детям в наследство величайшее достояние — землю.
Леонид Фролов
Девки приехали
Алевтинино гостеванье
Звезда упала
Сватовство
Везде хорошо
Сумасшедший август
Во бору брусника
notes
1
Леонид Фролов
Сватовство
Девки приехали
1
Дождь уже перестал, а с желоба все еще сочилась нервущейся ниточкой вода. Над лесом устало погромыхивало, будто надсадно, с передышками, в гору катили пустую бочку. Козы, прятавшиеся от непогоды под сельсоветским крыльцом, озабоченно потряхивали бородами и, важные, выходили из-под укрытия, но едва гром, скопив силы, брался за гулкую бочку снова, как они вздымали хвосты и что было мочи неслись врассыпную вдоль деревни.
Мишка Некипелов ввалился в дом к своему дружку Кире Егорову в грязнущих сапогах. Киря сидел у окошка, ел из эмалированного блюда толченый лук со сметаной.
— Ты чего это не делом занялся? — спросил Мишка, топчась у порога и не решаясь пройти на– избу. Он поводил носом во все стороны, недовольно сморщился: — Фу-у… Как от падины пахнет…
— Не по девкам и бегать, — отговорился Киря.
— Здорово ночевали. — Мишка посмотрел на следы, остающиеся после него, и сел на порог. — А я тебя к девкам-то и пришел звать.
Киря усмехнулся: давай, мол, давай мели, Емеля…
В Полежаеве очень-то по этой части не разбежишься… Девок для Мишки и Кири пока что не наросло, а те, что были, разъехались по институтам да техникумам. Грамотными всем захотелось стать. Никому неохота за коровьи хвосты держаться.
— Чего ухмыляешься? — спросил Мишка. — Я, смотри, не шучу. Тут экспедиция какая-то приехала, разговоры записывает, интересуется, правильно ли мы говорим.
— Ну да? — усомнился Киря. — Будут по таким пустякам к нам ездить.
Мишка вскочил с порога.
— Во-о, деятель! Не верит, — теперь уже ухмылялся он. — Они с утра всех полежаевских старух перетаскали к себе. Экзамен прямо устроили: как это называется да как это? У моей бабушки про нижнюю рубаху даже спросили, что, мол, это такое. А она им: «Подстава», — так понравилось, записали.
Ну еще бы! Степаха — известный колоколец: ни перед каким вопросом не растеряется, с три короба наплетет кому угодно, только слушай ее… Так Мишке-то веры нет. Ох и мастер на розыгрыши! Иной раз так подъедет к тебе, что и не захочешь — уши развесишь.
— Давай, давай, ври дальше, — сказал Киря, но блюдо с луком отнес на кухню.
— Чего ври? — Мишка, чтобы поменьше наследить, метровыми шагами, на цыпочках, просаженил к печке, вытащил из-под шестка табуретку и подсунул ее под себя. — Пошли к Тишихе, увидишь своими глазами. Три девки, говорят, приехали, одна-то вроде учительница, а две практикантки.
Мишка был не просто серьезен, а даже озабочен, и это Кирю сбивало с толку, он не мог отделить правду от лжи.
— Я у них ничего не оставил, — неуверенно отказался он.
— Да для науки! — загораясь, настаивал Мишка. — Пусть хоть современного человека запишут, а не старух… Заодно бы и познакомились.
Было похоже, что Мишка даже сердился на Кирю за его неуступчивость. Чего доброго, и обидится, с него может и это статься. Но все-таки доверяться Мишке на сто процентов нельзя.
— От меня луком пахнет, — использовал Киря последний козырь, чтобы проверить товарища: не будет же он вонючего козла тащить с собой на это знакомство.
Мишка озабоченно согласился: