— Это могущественное заклинание моего народа. Если у тебя есть свое, можешь добавить...

Андас покачал головой, но тут же сообразил, что саларикиец его не видит.

— Мы не верим в заклинания. — Но свой отказ он смягчил умиротворяющим тоном. У каждого вида свои средства. А что говорил Йолиос о талисмане? У него есть ключ — хотя он всего лишь символ.

Мысль о ключе напомнила о кольце. А что, если оно — средоточие зла? Может, попробовать избавиться от него, пусть на время? Но он решил уничтожить кольцо, а если спрячет его сейчас, то не уверен, что сможет снова отыскать.

Йолиос разложил листья на полу. Готовит постель, подумал Андас. Снова сильно запахло цветами, закружилась голова. Его клонило ко сну, снова захотелось спать. Все та же усталость, которая заставила его лечь прямо на пол, навалилась на принца. Нельзя спать! Может вернуться сновидение, притянуть его...

Он словно раздвоился. Один Андас смотрел, как другой готов сдаться, свернуться рядом с Йолиосом на ароматном ложе из цветов и листьев. Он пытался сопротивляться и проиграл.

Лунный свет белыми полосами падал из окон на пол. В этом свете была видна фигура Йолиоса — саларикиец лежал свернувшись, положив голову на руку. Дышит он ровно и спокойно. Луна яркая, словно осколок льда. Очень холодно...

Андас постоял в лунном свете. Подошел к окну и выглянул наружу и вниз. Он больше не боялся, напротив, в нем нарастало возбуждение, напряжение, какое ощущают перед битвой или испытанием.

Подоконник по-прежнему украшал рисунок из цветов, старательно выложенный Йолиосом. Андас беззвучно рассмеялся. Неужели мохнатый варвар верит, что эта глупость отпугнет то, что подстерегает их здесь? Он рукой смахнул цветы. Потом, опираясь обеими руками на подоконник, посмотрел вниз.

Двор был усыпан обломками разрушенной стены. Камни покрывали его не целиком; они даже не касались самой важной его части. Но время еще не пришло, его разбудило лишь предостережение.

Он смотрел и ждал без страха или удивления; только все труднее становилось сдерживать волнение. Трудно было стоять неподвижно, молча, не бежать вниз с криком, очень трудно... но время еще не пришло.

И вот началось (не видимое глазом, но ощутимое глубоко внутри), биение, подобное биению сердца, только оно начиналось медленно и лениво и становилось все более быстрым и сильным. Андас слышал свое дыхание — оно тоже делалось все более тяжелым и частым, как после бега. Но время еще не пришло.

Андас стоял и ждал. И вдруг, в какой-то миг, дух его узнал сигнал, который не видят глаза и не слышат уши. Принц отошел от окна, миновал постель из цветов и листьев и зашагал по коридорам, залам и лестницам так, словно те не тонули во тьме, а были ярко освещены и путь ему хорошо известен.

Так он подошел к двери, которая была не просто заперта, а заварена, срослась со стеной — тут не пройдешь. Но должен же существовать путь! Как запрограммированный робот, он повернул обратно и шел той же дорогой, что сюда, пока вновь не оказался у окна, выходящего во двор, на то место, где он вскоре должен был стоять.

Он быстро развернулся и бросился к растительности, из которой они соорудили себе ложе. Йолиос по-прежнему спал на ней. Андас ухватился за лозу и дернул, не думая о спящем. Важно было одно — спуститься вниз. Но лоза оказалась коротка! Из окна он выберется, но до земли еще далеко...

Он слышал крик саларикийца, которого, должно быть, разбудил, но не обратил на них внимания. Набросив свернутую лозу на шею, он повернулся и уверенно, бесстрашно побежал в темноту, в другую комнату с окном.

Это окно было закрыто, лунный свет, пробивавшийся сквозь него, казался тусклым и пыльным. Андас осмотрелся.

На полу груда мусора, как будто когда-то сюда сволокли всю мебель из казарм и оставили гнить. Он порылся в груде и нашел проржавевший металлический стержень. Но центральная часть стержня была как будто бы прочной, и Андас разбил им стекло.

Металлический прут оказался шире окна. Послужит якорем! Принц привязал к нему лозу, закрепил прут в окне и выбрался, держась за конец стебля. Он услышал из комнаты крик, но не стал ждать.

Спуск был больше похож на падение, но лоза не позволила Андасу удариться о мостовую. Впрочем, ему было все равно. Он должен добраться до нужного места — пора!

Андас побежал. Он смутно услышал позади удар: кто-то еще спрыгнул из окна. Шаг, другой — и чья-то рука ухватила его за плечо, когти больно впились в плоть. Андас не пытался вырваться. На это не было времени. Добраться до места — только это сейчас имело значение!

Но здесь не было ни мостовой, ни яркой луны, ни обрушенных стен. Это время перехода он никогда впоследствии не мог описать — память отшатывалась от этого воспоминания. Потом он ощутил, что падает. С силой ударился о что-то твердое, задохнувшись от удара. А сзади его что-то сильно толкнуло.