Подвиг артиллеристов командование фронта и армии отметило высокими наградами. Пятьдесят восемь солдат и офицеров были награждены орденами и медалями, в том числе санинструкторы Гарина и Фомина.

В эти тяжелые дни мы с группой офицеров штаба артиллерии часто выезжали в корпуса и дивизии для организации артиллерийского огня и противотанковой обороны. Особенно запомнился один такой выезд.

Командующий артиллерией 13-го стрелкового корпуса полковник Горбунов утром 30 июля доложил мне по телефону:

— Положение резко ухудшилось. После трехчасовой авиационной и артиллерийской обработки позиций тридцать третьей дивизии противник перешел в наступление на село Гараны. В голове идет не менее ста танков. «Котелки» [5] не выдерживают, отходят за артиллерию. Помогите хотя бы одним полком!

Вслед за Горбуновым мне позвонил начальник штаба 2-й гвардейской артиллерийской дивизии РГК [6] полковник И. Г. Меленков:

— На участке тридцать третьей пехота восемьдесят восьмого стрелкового полка отошла на огневые позиции пятой гаубичной бригады. Прошу разрешения перевести наше хозяйство на запасные позиции. Тяжелые гаубицы малопригодны для борьбы с танками.

— Подождите до моего приезда, — отвечаю ему. — Помогите пехотным командирам навести порядок, вернуть окопы.

Ехали на «виллисе». Вначале нам везло. Километров семь-восемь промчались без остановки. Самолеты кружили правее нас. Но дальше дорога была перерыта саперами. Оставив машину, пошли пешком.

Справа и слева какой-то батальон рыл окопы. Дождей давно не было, земля окаменела, и солдаты с ожесточением дробили ее. Впереди дивизионная артиллерия, стоявшая ранее на закрытых позициях, теперь прямой наводкой уничтожала танки и пехоту противника. На подступах к орудиям горело несколько машин.

— Слабы у фашистов нервы, не выдерживают горячей «баньки» пушкарей! — закричал мой спутник. — Смотрите, танки удирают.

Я тоже поначалу принял их отход за бегство. Но мы ошибались. Танки, оказывается, уходили для того, чтобы освободить поле для нового удара по нашим огневым позициям — с запада шла армада бомбардировщиков с фашистской свастикой на крыльях.

— Товарищ генерал, скорее ко мне! — услышал я незнакомый голос.

У обочины дороги стоял пожилой солдат, морщинистый, давно не бритый, без каски. Он успел уже отрыть окопчик по пояс и заботливо приглашал укрыться в нем.

Гул моторов нарастал. Отчетливее стали видны бомбардировщики «хейнкели». Эти не пикируют, но зато берут в два раза больше бомб.

— Скорее, — торопил солдат, и я прыгнул в его окопчик.

— Тесновато, — как бы извиняясь, тихо сказал он.

— Спасибо, дружище, — от души поблагодарил я бойца и крепко пожал ему руку.

А самолеты уже над нами. Видим, как отделяются парами бомбы и с воем летят вниз. Вой и визг прервались сплошным гулом и рокотом разрывов. Рядом раздались новые мощные взрывы. Меня больно ударило в поясницу. Это были комья спекшейся земли.

Внезапно передо мной появился адъютант, весь в пыли. Он что-то говорил, но я ничего не слышал.

— Зачем приполз, немедленно укройся! — кричу ему.

Оказывается, он решил проведать, жив ли я.

Целый час длилась авиационная обработка огневых позиций артиллерии и батальона. Когда она закончилась, местность вокруг стала неузнаваемой: всюду виднелись большие воронки, на дороге стояли остовы сгоревших машин, валялись разбитые повозки, мертвые лошади.

Солдат хозяйским глазом окинул притихшее поле и с философским раздумьем сказал:

— Огрызается, стервец! И зачем, спрашивается! Все равно Адольфу от петли не уйти. Между прочим, я и в гражданскую с германцем дрался. Силен был, чего там говорить, а вот супротив русского мужика не мог устоять. Кишка тонка!

Боец обшарил свои карманы, заглянул в кисет:

— Сейчас бы в самый раз прочистить горло махрой. Потом и за дело. Да вот поизрасходовался. Пусто, А до старшины далеко. И не даст. Срок, скажет, не пришел, экономить надо.

— Вот «Беломор». Бери на память.

— Не солдатское это курево, товарищ генерал, слабовато… Ну да что там, как говорят, дареному коню в зубы не смотрят… Благодарствую.

Попрощавшись с бывалым солдатом, мы направились в 33-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Комдива генерал-майора Н. И. Селиверстова встретили у блиндажа. Усталый от бессонных ночей, осунувшийся, он казался старше своих сорока пяти лет.

— Сегодня с рассвета и до полудня противник предпринял три попытки прорвать оборону дивизии, — рассказывал он. — Каждая атака начиналась с авиационной обработки переднего края. Налетало по шестьдесят — девяносто бомбардировщиков. Потом следовали массированные удары артиллерии. Откровенно говоря, — понизив голос, продолжал комдив, — мы все с нетерпением ждем, когда кончится бомбардировка. Нам легче отражать атаки пехоты и танков, чем сидеть полтора часа под визгом бомб и грохотом разрывов. Во время последних налетов дрогнули некоторые батальоны и отошли — не выдержали десятидневной бомбежки! Спасибо артиллеристам, отбили немцев.