Шрифт:
Офицеры не удивлялись упрямству этого озлобленного сейчас человека. Первый испуг прошел, и теперь Голодко долго будет плести небылицы, играть, переигрывать, просить и грубить и снова взывать к жалости… Такое не ново. Но у обоих почти одновременно мелькнула мысль: Голодко боится назвать скупщика. Именно боится.
Шариков полагал, что майор тут же станет настойчиво добиваться ответа, обязательно постарается выяснить фамилию скупщика, с которым связан задержанный, но ошибся. Решение майора крайне удивило старшего лейтенанта.
– Закончим на этом,- сказал Дудин, обратись к обоим.- Славно поговорили, Макар Пантелеевич. Отлично.
– Куда уж лучше,- буркнул Голодко.- По-свойски, значится.- И уже в дверях, провожаемый Шариковым, он обернулся, ссутулив плечи: - Значится, на казенный харч?
Майор ему не ответил.
VIII
Над городом уже занималась заря, когда Иннокентий наконец решился уйти от Глухаревой. Озираясь, он вышел во двор, стал в тени раскидистой груши, осмотрелся. День обещал быть погожим. Легкие облака, подсвеченные восходящим солнцем, высоко парили в бледно-синем небе. Голосили петухи на слободке. И вокруг - никого…
Постояв, Иннокентий успокоился и направился в город. Ровно на девять была назначена встреча с Виктором в железнодорожной столовой, недалеко от вокзала, где обедают рабочие депо.
До встречи времени оставалось много, и Иннокентий решил пройтись по бульвару, в эту пору довольно безлюдному. Дворники подметали аллеи, приводили в порядок цветы на клумбах.
Иннокентий брел, погруженный в свои думы. Размышлял о том, что игра в «святые» становится опасной, хотя и служит хорошим прикрытием другим, не менее опасным, но прибыльным делам. В каком еще облике, как не в роли пресвитера баптистской общины, обретал он такое спокойствие.
А власть, какой он пользовался среди «сестер» и «братьев»! Взять хоть бы ту же Надежду Глухареву,- все сделает! Велел - и Клава обходит кино и клуб десятой дорогой. Приказал - и мать запретила Клаве посещать школу.
Вспомнив о Клаве, Иннокентий скрипнул зубами. До чего негодная девчонка! А как вела себя с ним! Одно утешало: рано или поздно прижмет ее так, что не пикнет. Вот тогда…
В столовую Иннокентий зашел около девяти часов и сразу за крайним столиком, у пальмы, заслонявшей половину окна, увидел Виктора. На столе перед ним стояла тарелка с едой и несколько бутылок пива.
Возле буфетной стойки теснились посетители. Худая, с угрюмым, больным лицом буфетчица качала пиво из бочки. Под ее тощими руками насос тяжко вздыхал и всхлипывал. Между столиками, ловко балансируя поднятыми над головой подносами, сновали официантки. Пахло жареной рыбой и луком. Запах пищи напомнил Иннокентию, что он со вчерашнего обеда ничего не ел. Он жадно сглотнул набежавшую слюну и подсел к Виктору, молча ему кивнул. Тот ответил подобострастной улыбкой.
При всем своем властолюбии Иннокентий не терпел в помощнике этой улыбки. Не верил ей. Порой ехидная и многозначительная, она его раздражала.
– Чего скалишься?
– Я? Ничего не скалюсь. Кушайте, Иннокентий Петрович. Вот колбаса, помидорчики.
– Сам возьму, руки имею,- прервал Иннокентий не в меру услужливого помощника.- Что суетишься без толку. Полфедора прихватил?
Виктор снова заулыбался, вытащил из кармана бутылку водки.
– А как же! Сейчас, Петрович, подогреем моторчик.- Он опрокинул бутылку донышком кверху, занес ладонь для удара, но Иннокентий глазами повел:
– Дай сюда!
Водку пресвитер налил только себе. Виктору указал на бутылку с пивом, и когда тот покраснел от обиды, резко бросил:
– Ешь, что стоит перед носом. Не умрешь до вечера без сивухи.- Он залпом выпил стакан водки, закусил колбасой.- Дело важное есть. Так что воздержись,- добавил он уже миролюбиво.- Вечерком подброшу пару монет на разговенье… Теперь рассказывай. И короче!
Витька перегнулся через стол, зачастил:
– Макарку замели этой ночью!
– Какого такого Макарку?- спросил Иннокентий, выкатив глаза.
– Голодко. Сам видел…
– Знаю. Дальше?
– Клавка на засаду…
– Тоже знаю… Ты что мне бабские сплетни пришел сюда рассказывать?
– И без того красное лицо Иннокентия стало пунцовым.- О деле говори. Твердые все забрал?
– Полный порядок,- хвастливо ответил Виктор.- Тютелька в тютельку. Разве мне впервые. Витька не подведет. У меня железно!
– Заткнись!
– почему-то озлился Иннокентий и метнул на парня свирепый взгляд.- Растарахтелся… При тебе выручка?
– Со мною.
– Пошли!
– Иннокентий, расплатившись с официанткой, грузно поднялся из-за стола.- Пойдешь хвостом,- бросил он Виктору.
Из столовой он вышел первым. За ним, метрах в двухстах, с видом ленивого бездельника плелся Виктор. У стоянки такси Иннокентий пропустил парня вперед, будто невзначай оглянулся, перешел на противоположную сторону улицы и остановился перед зеркальной витриной ателье. Ему хорошо была видна вся панорама улицы, машины и Виктор, зашедший в ворота городского парка.