Статья 12 Правила, которая рассматривалась нами выше, в тексте сборника Ундольского ближе к Градскому закону, чем в Чудовском сборнике.

Градской Закон был применён и при редактировании 29-й статьи Правила:

Ссылка на «Указ в Градском суде у епископа» является ярким доказательством применения Прохирона в сфере епископского суда древнерусской церкви конца XIII – начала XIV в., использования Правила в это время в сфере практической деятельности духовенства. Другим свидетельством поновления текста Правила в сборнике Ундольского является упоминание о причащении на Успенье. Этот праздник стал отмечаться в русской церкви лишь с конца XIII в.

Следовательно, Правило Аще двоеженец сообщает нам сведения о деятельности древнерусской церкви, о быте людей Древней Руси на протяжении длительного времени – с середины XII в. до рубежа XIII— XIV вв., а многочисленные списки XV-XVII вв. свидетельствуют о применении этого Правила в значительно позднее время.

Подводя итоги, выделим в истории покаянной дисциплины Древней Руси два крупных этапа.

Первый – «митрополичий» период в истории покаянного права связан, прежде всего, с деятельностью митрополитов Георгия (ок. 1072-1073) и Иоанна II (1080-1089). Этот период характеризуется тремя процессами. Во-первых, это стремление предложить обществу, ещё совсем недавно принявшему христианство, епитимийники, уже созданные для южных и западных славян в IX в. Среди этих памятников – Закон судный люд ем, основанный на нормах XVII титула византийской Эклоги, и «Заповедь исповедующимся сыном и дщерем». Этот документ возник как обобщение ряда оригинальных статей, созданных самим митрополитом Георгием, с положениями юго- и западнославянских епитимийников.

Вторым процессом стало непосредственное воздействие, рецепция канонического права путём применения Номоканона XIV титулов без толкований в Канонических ответах митрополита Иоанна II. Полагаю возможным утверждать, что именно при нём состоялся перевод Номоканона XIV титулов без толкований на древнерусский язык.

Третье – это творческое применение норм византийского церковного права с учётом условий Руси, выразившееся в снижении епитимий, в отказе от использования традиционных для византийского права способов наказания, в частности – от членовредительства.

Отмечу и то, что в Киеве во второй половине XI в. появились «антилатинские» сочинения, авторами которых были митрополиты Георгий и Иоанн II, а также игумен Печерского монастыря Феодосий.

Второй этап я определяю как удельный, епископский. В XII столетии в условиях развития удельных земель начинают формироваться местные направления, школы покаянной дисциплины. Можно выделить как минимум три:

• новгородскую, основоположником которой стал епископ Нифонт и его преемник – архиепископ Илья;

• киевскую, связанную с митрополитом Климентом Смолятичем и игуменом Григорием;

• белгородскую, связанную с епископом Максимом.

Каждое из этих направлений отличалось особенностями деятельности духовенства в своих епархиях. Так, для новгородской епархии существенными было снисходительное отношение к ростовщичеству, признание постоянных контактов с иноверцами и язычниками. Для киевского духовенства важнее было ограничение контактов с «латинянами», борьба с богомильской ересью.

Полагаю возможным говорить и о существовании владимирской школы покаянной дисциплины [389] , однако этот вопрос нуждается в дополнительном исследовании. Епитийники домонгольского периода, находящиеся в разнообразных по своему составу сборниках XIII-XVII вв., выявлены далеко не полностью, «…история древнерусской литературы пока преждевременна, так как она не запаслась еще достаточными материалами для своего научного содержания… Такова, например, довольно обширная литература, стоящая в связи с епитимийно-катехизическим поучением древнего времени» (курсив Н. К. Никольского. – Р. П.) [390] . Этот вывод, сделанный в начале XX в. Н. К. Никольским, в полной мере применим к современному состоянию исследования ценнейшего комплекса исторических источников по истории Древней Руси – епитимийников.

1972-1973 гг.

В своих заметках я хочу остановиться на некоторых, по преимуществу научно-организационных вопросах появления полевых археографических исследований, истории создания лаборатории археографических исследований (ЛАИ), ставшей инициатором появления программы системного изучения духовной культуры Урала, и организации исследовательского центра – Института русской культуры в Уральском университете. Эти заметки – не официальная история, в основании лежат воспоминания и оценки с позиций сегодняшнего дня, но какими бы отрывочными и не всегда точными они ни были, память отбирает самое существенное, и преимущественно – в человеческих взаимоотношениях. Кроме того, опыт профессионального историка свидетельствует, что за пределами традиционных источников чаще всего оказываются мотивы, отношения, человеческие симпатии и антипатии – словом, то, что предшествует появлению приказов, отчётов и проч.

Мне пришлось организовывать археографическую экспедицию, археографическую лабораторию на историческом факультете Уральского университета, а позже – уже в качестве проректора университета – Институт русской культуры. И рассказ о том, как и почему приходилось принимать в 70-е – 80-е гг. конкретные решения, подобно осколку зеркала, отражает состояние гуманитарной науки последней четверти XX в. в Советском Союзе. Заранее оговариваю возможность неточностей в отдельных деталях, так как весь рассказ ориентирован на устные источники, воспоминания – мои и, частично, моих коллег по экспедициям.