Примечательно, что образ Сюндю встречается и в карельских эпических песнях. При этом в сюжете об изготовлении лодки он упоминается в одном ряду с мифическими героями и древними языческими божествами:

SKVR. IL 173a, 175.

Это подтверждает слова М. Агриколы о том, что Сюндю был языческим богом карелов.

Чаще всего Сюндю в Рождественский Сочельник опускается с неба, а перед Крещением поднимается туда же, для чего и пекут ему «лестницу» (27, 30, 32, 34, 35, 38, 39, 42, 43, 46, 71). Здесь возникают ассоциации с библейским сюжетом, когда Иаков видел во сне лестницу, спускающуюся с неба: «И увидел во сне: вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней. И вот, Господь стоит на ней…» [161] . «А что это такое, Сюндю? – Так говорят, это Бог спускается на землю» (44). «Сочельник был, Сюндю опускался перед Рождеством. А в Крещенье он уже снова поднимается, Сюндю. В небо. С неба спускается» (34).

«Suurisyndy rastavoa vast synnynpe"an tulou moal. Suurisyndy sy"ott"aizeni n"amil te"ahtyizil heittih t"anne, pid"ay hattaroa pastoa, anna Hospodi tuonil-mastu sijoa, valgiedu roajuu, suuremsynnym bes’odoa. Великий Сюндю перед Рождеством, в день Сюндю, приходит на землю. Великий Сюндю-кормилец на этих звездочках опустился сюда, надо портянки испечь, дай, Господи, потустороннее место, светлый рай, посиделки (беседы) В еликого Сюндю» [162] .

Можно сравнить, каким Сюндю представляется в заговорах (тоже, как Иисус). Вот пример из заговора для поднятия славутности (lemmen nostuvirzi): «Otan vett"a Jordanan joves, pyh"an virran py"ohtimes, kuh on Syndy kastettu, valdakunda valettu. Беру воду из реки Иордан, из круговорота святого потока, где Сюндю крещен, белый свет освящен» [163] . В заговоре от сглаза он – синоним Творца, Верховного Бога: «Syndy pe"ast"a, Luoja pe"ast"a, Pe"alin Jumala» (ФА 3026/2).

Интересна молитва, которую произносили перед иконами, когда шли гадать. В ней Сюндю одновременно выполняет несколько функций: кормильца, божества судьбы-предсказателя и охранника от злых сил: «Великий Сюндю-кормилец, пойдем со мной смотреть и сторожить, и прислышься мне, какая жизнь будет в этом году» [164] .

Такое наложение христианских мотивов на более древние языческие верования свойственно обрядам и фольклору карел. Как пишет Ю. Ю. Сурхаско, «церковь на протяжении столетий старалась всячески христианизировать календарные праздники народов России, однако достигла в этом сравнительно небольших успехов, сумев лишь придать им вид культа христианских божеств и святых» [165] . Карельский обрядовый фольклор ярко иллюстрирует эту точку зрения. Например, по церковным правилам перед праздничным застольем полагалось сначала посетить богослужение. Но насколько карелы формально относились к этому правилу, настолько для них было необходимым посещение кладбища. Это сохранилось до сего дня: как бы церковь ни запрещала пребывание у могил в Пасху или Троицу, карельская деревня в праздничное утро первым делом с угощением навещает покойных сородичей (syndyzet). Сюндюзет могли прийти в дом в поминальные дни, а также к изголовью умирающего. Основным местом пребывания «родителей» в избе считался большой угол; головой именно туда укладывали умершего, чтобы он сразу был ближе к сюндюзет [166] . И православные иконы, стоящие в сакральном углу, не смогли до конца вытеснить культ первопредков. Неслучайно в молитвах карелы часто обращались не к Богу-Христу-Спасу, а к своим сюндюзет. По-мнению Л. Хонко, в большом углу «могли исполнять культ умерших членов рода еще долгое время после их смерти» [167] . В молитвах, как и в причитаниях (как известно, и то и другое является средством-языком общения с богами-душами-духами), карелы часто смешивали образы христианских божеств и святых с образами сюндюзет; в них встречается даже такое словосочетание как «спасы-предки» или «спасы-прародители» (spoassozet syndyzet) [168] .

Н. Ф. Лесков, собиравший и исследовавший обряды и верования карелов-ливвиков в конце XIX века, писал: «В причитаниях, как свадебных, так и погребальных, встречаются названия „сувред сюндюйжед“, „сюндюйжед“; по всей вероятности, это второстепенные боги после Юмала, но боги очень популярные между кореляков, всеми почитаемые и имевшие большое значение в частной семейной жизни» [169] .

Элементы культа умерших первопредков встречаются во многих мифологических рассказах, посвященных Сюндю. В одной из быличек говорится, что его можно увидеть так же, как приходящих на поминки покойников. Для этого следует лечь на печь на спину и свесить голову: в таком «перевернутом» состоянии и будут видны представители мира мертвых (63). Другая рассказчица повествует о том, как во время святочных гаданий ей привиделся гроб, стоящий у старой полузасохшей сосны-колви: вскоре у нее умер сын (ФА 2548/30). Сюндю неслучайно выбрал для передачи информации данное дерево. Именно через такие сосны, в том числе карсикко, согласно верованиям карел, происходит связь со всезнающими жителями Туонелы-Маналы.

Подобно Крещенской бабе (только гораздо реже) Сюндю может восприниматься как водяной, выходить или просто лежать у проруби (37, 54, 55, 60, 67, 75). «Говорили, что из проруби Сюндю поднимается… На краю проруби тоже слушали, что там водяной скажет» (60).

Здесь Сюндю ассоциируется с покровительствующими духами-первопредками. Согласно теории М. Хаавио, мир умерших предков, судя по заговорам, находился в подводном мире [170] . А по определению А. С. Степановой, syndyzet, присутствующие во всех похоронных причитаниях – прародители, «умершие родичи, являющиеся родовыми духами-покровителями» [171] . И хотя у древних карел, особенно северных и сегозерских, не было конкретных представлений о загробном мире [172] , в плачах сюндюзет «относятся прежде всего к загробному миру, хотя могут обозначать и каких-то божественных существ… есть также упоминания о том, что в загробный мир нужно спускаться вниз по ступенькам» [173] (быть может, изначально выпекаемая для Сюндю лестница нужна была именно для этого?). Детали, подтверждающие связь южнокарельского святочного духа с загробным миром, будут встречаться и в дальнейшем исследовании.

Иногда в мифологических рассказах Сюндю воспринимается как нечто прямо противоположное Богу – черт. Порой он прямо так и называется: «Сюндю есть, это, наверное, не знаю, как черт» (43). Хотя прямо тут же сообщается, что он спускается с неба. В 2007 году в Паданах записана быличка, в которой рассказывается о том, как ходили в полночь слушать Сюндю: «Бес был в проруби, голову поднял из проруби, лицо было волосатое-волосатое». Есть сюжеты, в которых во время слушанья Сюндю черти то подкладывают девушке шашку, украденную у жениха-солдата (71); то сами они во время земли Сюндю идут с песнями, гармошками, с гиканьем (62). В одной из быличек рассказывается, как во время святочных гаданий можно услышать чертовы свадьбы, с гармошками идущие из Савинова в Ламбисельгу: надо сесть на крыльцо сарая и укрыться скатертью.

Чаще всего Сюндю невидим, именно в аморфном состоянии он спускается с небес. А если его и видят, то в фитоморфном образе: он, как копна сена, поднимается из проруби (38, 49, 52, 53, 56, 58, 59, 75). Такой внешний вид роднит его с образом водяного. «Во время, когда земля принадлежит Сюндю, Сюндю по земле ходит. Двенадцать ночей он на земле. Сюндю встарину будто видели: как черная копна сена двигалась либо как натянутая простыня на землю слетала по полям» [174] .