Шрифт:
Все эти мысли не давали покоя Фирузе, она никак не могла уснуть.
— Что будет с Асо? — не выдержав, воскликнула она Утром он, возможно, придет к Оймулло.
— Ничего страшного, ты с ним сама поговоришь, все ему расскажешь.
— Как, Асо придет сюда?
— Нет, ты пойдешь в школу, будешь там заниматься, а вечером вернешься вместе со мной.
— Буду ходить в школу? С вами вместе? Да разве родители ваши согласятся?..
— Мать согласна, а отца она уговорит, я в этом уверена.
— Ох, если бы так!.. Я буду вам верной служанкой, стану носить ваши книги, только берите меня с собой в школу, не оставляйте здесь одну.
— Ты ведь моя любимая сестренка!
— Дай вам бог прожить тысячу лет! Будьте вечно счастливы! Пусть никогда не придется пережить вам, что я переживаю…
У Шамсии от жалости больно сжалось сердце, горло перехватила спазма, она ничего не ответила Фирузе.
Баня Кунджак, что значит угловая, — одна из самых старинных в Бухаре. Она не случайно называлась угловой, ибо помещалась на углу двух улиц, как раз против Большой бухарской мечети, ворота бани открывались прямо перед ее высокой стеной.
У ее ворот и в округе постоянно толклись нищие, гадальщики, торговцы печеной свеклой, а летом — водой. И от покупателей отбоя не было. В помещение бани вели со двора вниз широкие ступени. Туда уже мужчины не входили. Там, в большой прихожей, на суфе, покрытой тюфяками, убранной паласами и одеялами, восседала обычно владелица бани, женщина весьма известная всей Бухаре, Мухаррама Гарч. Она была высокая, дородная, с грубоватым лицом, хранившим следы былой красоты, но поддавшимся натиску времени. На ногах у нее хромовые сапожки со скрипом, отсюда и прозвище — Гарч, что означает скрип.
По ее манере держаться заметно было, что это многоопытная женщина, прошедшая сквозь огонь и воду, видавшая виды, прекрасно разбирающаяся в людях. Покуривая чилим, она внимательно оглядывала всех посетительниц и всем оказывала должное внимание, в зависимости от их положения в обществе. Для каждой у нее находилось острое словцо, голос у Мухаррамы Гарч был громкий, низкий, почти мужской. Редко случалось, чтобы она вставала кому-нибудь навстречу, исключение делалось только для очень знатных женщин, которых она знала наперечет, довольно часто бывала у них дома.
Сидя возле огромного сундука, она сама брала деньги за вход, взглядом, мановением руки отдавала распоряжения массажисткам, банщицам, служанкам, выдававшим набедренные повязки. Таким образом, почти не вставая с места, она управляла всем банным заведением.
Ее услугами пользовались не только женщины, но и мужчины.
Это уже происходило за пределами бани. Чего только она не проделывала! Самые крупные бухарские баи были ей многим обязаны и с благодарностью откликались на ее просьбы. В ней нуждались и миршаб, и казикалон, и муфтий, и даже сам алам.
Она была своего рода зеркалом, в котором каждый мужчина мог подробно разглядеть понравившуюся ему женщину. От острого взгляда Мухаррамы Гарч не ускользали ни достоинства, ни недостатки красавиц, пленивших чье-нибудь воображение.
— Нет, дочь такого-то вам не подходит, разуверяла она какого-нибудь влюбленного. — Она только с виду хороша собой… Ну там рост… А вам, я знаю, нужны полные, пышные красавицы… Эта же — ощипанная ворона, кости да кожа.
Не очень-то это было красиво — так порочить девушек, но при всем том Мухаррама Гарч была неплохой женщиной: мужественная, смелая, она ни перед кем не заискивала, никому не угождала, не жадничала и никого не боялась. Но горе ее врагам, с ними она была зла и мстительна.
В описываемый нами день Мухаррама Гарч пребывала в прекрасном настроении. Она сидела на своем месте, ожидая недавно родившую жену известного бая, торговца халатами. Предстояло отпраздновать это событие. К тому же сегодня должна была прийти невестка Вафо-джана, менялы Обеих женщин, конечно, будут сопровождать многочисленные родственницы, подруги, служанки, и от всех этих обычаев немало денег приплывет в карман владелицы бани. Обычные посетительницы не очень-н) занимали сегодня внимание Мухаррамы Гарч. Она с нетерпением ждала важных гостей, нервно курила и бросала взгляды на дверь.
Но ту сторону двери дежурила служанка, наконец она сообщила, что пришла жена бая. Мухаррама Гарч встала, отдав приказ служанкам, и, приговаривая: Добро пожаловать, — пошла навстречу прибывшим. Восемь нарядно одетых женщин сбросили свои паранджи на руки служанок и с их же помощью спустились вниз по ступенькам.
Мухаррама прежде всего поздоровалась с матерью бая, высокой пожилой женщиной, потом обратилась к его жене, бывшей очень красивой, но теперь пожелтевшей, осунувшейся. Измучили ее роды и невежество повитух. Немало молодых жизней загубили они.