Вдруг она нахмурилась и села, подперев голову рукой.

— Мне нужно кое-что тебе сказать, — повернулась она к любовнику. — Карло получил письма, в которых говорится о нас. И он встречался с кем-то, чтобы обсудить их. Это ужасно меня беспокоит, потому что от этого Карло переменился. Он размышляет над этим и даже настаивал, чтобы мы перебрались из Неаполя в Джезуальдо и жили там. Он заявил театральным тоном, что мы обречены на ад. Обычно он говорит такие вещи, когда впадает в одно из своих настроений, но на этот раз он был холоден и собран, и это меня испугало.

Фабрицио провел тыльной стороной ладони по лицу Марии, успокаивая ее.

— Он бы никогда не осмелился причинить тебе вред, так что не бойся, Мария. Он знает, что ты принадлежишь мне.

— Я не так в этом уверена, — возразила Мария, вспомнив напоминание Карло о том, что она принцесса Веноза. — Кто бы мог написать такое письмо? Это не простой разжигатель сплетен. Карло не стал бы утруждать себя визитом к незначительной особе. Подумай вместе со мной — кто бы это мог быть?

— Что именно он сказал?

— Когда я спросила, кто это, он ответил, что не скажет мне, потому что я, разумеется, расскажу тебе, а ты бросишься защищать мою честь. — Она припоминала разговор с Карло. — И что это причинит тому лицу еще больше терзаний. Кто же страдает из-за нас, Фабрицио?

— Возможно, сам Карло.

— Если бы это было так, Фабрицио, то Карло не стал бы писать письма самому себе. И не стал бы притворяться, будто получил письмо от какого-то несуществующего лица. Карло терпеть не может такие фокусы. Во всяком случае, мне было ясно, что кто-то нашептывает ему на ухо. У него был решительный и злобный вид, какой бывает, когда ему внушили какую-то оскорбительную мысль, и ему не терпится от нее отделаться.

— Скорее всего, кто-то из его родственников, связанных с церковью, изводит Карло нашим смертным грехом — как называют это подвластные догме люди, вмешиваясь в жизнь тех, кто счастливее их. Возможно, это его дядя, кардинал Альфонсо. Он одержим честью семьи Джезуальдо. Это амбициозный человек. По-видимому, мы их скомпрометировали. К чертям их честь.

— Не говори о кардиналах и чести, Фабрицио. Ты забыл, что случилось с Джованной д’Арагона и ее любовником?

— Конечно, не забыл. Но вспомни-ка: разве не ты выражала презрение к моему страху? А теперь ты сама боишься?

— Да, признаюсь, но меня страшит лишь мысль, что один из нас будет убит, а другой — нет, или что мы будем далеко друг от друга, когда умрем. Не могу придумать более счастливого конца нашей жизни на этой земле, чем умереть вместе. Если это случится скоро — значит, так тому и быть.

— Посмотри на луну, — сказал Фабрицио, поворачиваясь к окну. — Это полнолуние наводит тебя на меланхоличные мысли. А теперь посмотри на меня и забудь о завтрашнем дне.

Сильвия крепко спала уже несколько часов. Лампа в ее комнате погасла. Сквозь сон ей почудились незнакомые звуки. Она подняла голову и прислушалась — все тихо. Подумав, что приглушенные шаги и шепот ей лишь привиделись во сне, она снова закрыла глаза и провалилась в странную, гнетущую дрему.

Дверь бесшумно отворилась, и в комнату вошли трое незнакомцев. Они направились к двери в комнату донны Марии и открыли ее. Сильвия, еще не совсем проснувшись, попыталась подняться с постели, но обнаружила, что ее парализовал страх. Она не понимала, проснулась ли или видит сон. Она заметила в руках последнего из мужчин алебарду. Ей показалось удивительным, что сон очень похож на реальность, и, хотя она никак не могла очнуться, все же знала, что это сон. Она в этом не сомневалась, поскольку собственноручно заперла обе двери и проверила их перед тем, как отправиться на покой. Так что трое мужчин, которые так легко прошли сквозь двери, конечно же, ей приснились.

На одной стороне церкви Сан-Доменико Маджоре располагался крытый балкон, с которого был виден второй этаж дворца Сан-Северо. Там могли поместиться два-три человека и, невидимые, наблюдать за улицей. Двумя часами раньше Карло находился на этом балконе, с бесконечным терпением и сдержанным волнением охотника поджидая появления ничего не подозревающей дичи.

А еще до этого, когда Мария полагала, что он на пути в Аструни, Карло в своих апартаментах следовал своему привычному вечернему распорядку. В семь часов он пообедал в постели, раздетый, и ему прислуживали буфетчик, его слуга и Алессандро. После ужина буфетчик и Алессандро удалились; Пьетро запер дверь, поправил простыни на постели хозяина и ушел спать.

В девять Пьетро услышал, как хозяин просит стакан воды. Он спустился во двор, чтобы набрать воды из колодца, и заметил, что дверь на улицу открыта, что было необычно для такого времени. Вернувшись с водой, он обнаружил, что его господин одет. Карло велел Пьетро принести ему длинный плащ.

— Куда вы собираетесь в такой час, принц Карло? — осведомился Пьетро.

— На охоту, — ответил его господин.

Пьетро посмотрел на него, совершенно сбитый с толку.

— В такое время не ходят на охоту.