– Остановись… - выдохнула Кристин. Она была так бледна, и я подумал, что она сейчас грохнется в обморок, но я слишком долго держал это в себе, поэтому остановиться уже не мог.

– Но почему?
– шипел я, а потом расстегнул брюки так, что стала видна часть моего бедра, неправильной острой формы.

– Вот, к примеру. У меня было самое обычное тело! Разве тебе не интересно, что случилось с моим бедром? Когда я жил в Персии и работал каменщиком, я ослушался Шаха. Он хотел, чтобы я выстроил камеру пыток специально для ребенка, который украл буханку хлеба, чтобы прокормить голодающую семью. Я пытался убедить шаха, что это безрассудно, но за это меня самого заперли в одной из многочисленных камер пыток, приковали к полу боком и положили на бедро каменную плиту. Плиту, Кристин! Это были адские муки, кости ломались, задевая органы, я не знаю, как выжил тогда… Я могу продолжить эти захватывающие истории, если хочешь?

– Нет, прекрати!
– зарыдала она и сильно толкнула меня, когда я хотел было начать рассказывать о другом шраме. Не устояв на ногах, я повалился на землю.

– Я не хочу больше об этом слушать, - хныкала девушка, - я все поняла. Прости меня, пожалуйста… И прекрати! – Она вытерла влажные от слез глаза тыльной стороной ладони и протянула мне руку, чтобы помочь встать.

– Теперь, зная то, что я пережил, ты не посмеешь обвинить меня в том, что я желаю сыну зла? Я всегда получал за других, Кристин, но сам я никогда никого не трогал…

Я, конечно, опустил те щекотливые ситуации в Опере. Но тогда я просто защищал свой дом от вторжения чужаков… Нет, не дом – убежище.

– Я … Прости, я была не права. Давай я провожу тебя домой. Прости, что толкнула, я не должна была.

– Я заслужил, - хмуро ответил я ей.

До моего дома мы шли молча, но как только мы остановились у двери – вдруг начался ливень, такой внезапный и холодный, что мы с Кристин подскочили. Сейчас я не думал ни о чем другом, только о том, что нужно переодеться и как можно быстрее лечь в постель, но я не мог отправить Кристин домой в такую погоду. Да и я знал, что после сегодняшних потревоженных воспоминаний вряд ли скоро усну. Если усну вообще!

– Проходи, - я пропустил девушку в дом, - побудешь здесь, пока дождь не утихнет.

– Спасибо! – она поблагодарила меня и проскользнула в дом мимо меня, случайно задев волосами мою щеку. Ее запах окутал меня, и я блаженно прикрыл глаза, желая, чтобы этот миг остановился, но он прошел слишком быстро…

Я вздохну и, взяв у Кристин ее плащ, зажег скудную свечу, чтобы хоть что-то видеть.

– Будешь чай?
– скорее из вежливости поинтересовался я. Настроение было на нуле.

– Да, было бы неплохо.

– Присядь, я сейчас.

Я кивнул на скамейку у фортепиано, потому что присесть было больше некуда, и пошел в свою спальню. Там я разжег камин и поставил греться чайник, а сам в это время переоделся. Через несколько минут я уже спускался с двумя чашками горячего шоколада, поскольку чай закончился.

– Ты снова пишешь музыку?
– услышал я голос девушки. У нее в руках была одна из моих работ.

– Я не позволял тебе это трогать, - довольно грубо сказал я, протягивая ей кружку. Кристин поставила ноты на место и взяла напиток.

– Очень красивая мелодия, - робко улыбнулась она, - у нее есть название?

– Нет, - я покачал головой, - еще нет…

Кристин бросила взгляд на ноты и начала напевать эту мелодию. Как же красиво у нее получалось… Это было как тогда, в Опере. Я снова был в плену ее голоса.

– А слова у нее есть?
– спросила Кристин.

Я неуверенно кивнул.

– Напой, Эрик, - попросила она.

Я вздохнул и тихо запел:

– «Кто знает, когда начинается любовь?

Кто знает, что ее рождает?

Однажды она просто возникает.

Она рождается в твоем сердце… »

(Отрывок из Love never dies)

Кристин внимательно смотрела на меня, а затем, наклонив голову, спросила:

– Очень красиво, Эрик. Когда ты решил ее написать?

Я сглотнул и крепко сжал кружку:

– В ту ночь в палатке. Это было в первый раз… - я запнулся и зарделся.
– Ты знаешь, кто я, и существа, подобные мне, даже надеяться не должны на то, что ты мне подарила… После этого мелодия сама родилась в моей голове, а слова - это уже дополнение к музыке.

– Ни разу?
– вдруг спросила Кристин.

– Ни разу что?

– То, что мы тогда сделали в палатке. Это был твой первый раз?

– Да. Я говорил тебе об этом…

– И за эти пять лет у тебя не было женщины?

О, Кристин, как мне неловко это обсуждать…

– Как я мог даже смотреть в сторону крестьянок, когда у меня была сама королева? Нет, Кристин, ты всегда была и останешься моей единственной любовью. Прости, что я попытался уйти в то утро, я был глупцом… Я с тех пор не мог найти себе места.