Друзья не знали, что Осуги ушел от жены, и Камитика, желая помочь ему материально, заложила все свое имущество, вплоть до личных вещей. Любовь эта закончилась трагически, но произошло это в то время, когда Ерошенко в Японии уже не было.

А пока Ерошенко страдал. Если бы на месте Осуги был другой человек, у влюбленного, быть может, появилась бы надежда. Но Осуги, писателя и революционера, Ерошенко глубоко уважал. К тому же Осуги и Камитика связывало общее дело.

Выходец из богатой семьи, Осуги отверг открывавшуюся перед ним блестящую карьеру и выступил против существующего строя. За свою короткую жизнь он сидел в тюрьме много раз. Там он написал сотни статей, книгу о М. Бакунине, перевел "Записки революционера" П. Кропоткина и "Происхождение видов" Ч. Дарвина.

Советский литературовед Г. Д. Иванова отмечает, что Осуги мечтал создать общество, свободное от гнета центральной власти, и рассчитывал утвердить на земле государство свободного труда, а после "рисовых бунтов" 1918 года считал, что революция в Японии – дело ближайших двух-трех лет. "Его идеи, – пишет Г. Иванова, – были противоречивы, но недостатки его теорий искупались увлеченностью, страстным отрицанием социального зла, готовностью против него бороться".

"Терпеливое рабство – это как раз и есть верх аморальности. Для меня привлекательней непокорные герои Горького… Видеть несправедливость и не бороться против нее – значит не быть художником и вообще человеком". Эти высказывания Осуги хорошо отражают его взгляды.

Таким был Осуги Сакаэ – человек удивительной судьбы. И Ерошенко со всей искренностью преклонялся перед ним. В 1922 году он помог Осуги пробраться через Китай в Европу, на съезд анархистов. А в любви они, увы, оказались соперниками.

Бессонные ночи поэта, что знаем мы о них? От той поры сохранились лишь русские по духу стихи "Весна идет и возвращается любимая" (написанные на эсперанто) о девушке-березке, что стоит "во чистом поле". Камитика не читала их – она не знала ни русского языка, ни эсперанто.

Но любовь совершила чудо, и русский человек начал создавать произведения на языке своей любимой. В январе 1916 года журнал "Васэда бунгаку" опубликовал "Рассказ бумажного фонарика" – первую новеллу, написанную Ерошенко по-японски.

… Был праздник. Множество людей, взяв в руки разноцветные фонарики, веселились в ночи, танцевали и смеялись, били в барабаны и играли на сямисэнах. И только один человек грустил – высокий юноша, пришедший в ресторан на озере с группой иностранцев. А может, он просто любовался сакурой? "Почему он грустит?" – подумала гейша и, проходя мимо него, сказала:

"Сегодня в парке, наверное, было более интересное занятие, чем любование цветами". Но юноша не посмотрел на нее.

Она заиграла на сямисэне, но он продолжал сидеть, наклонив голову. Так он приходил сюда и сидел каждый вечер. Но гейше показалось, что он тайно следит за ней: ведь когда гости приглашали ее, юноша бледнел. И тогда девушка, пройдя мимо него, обронила фиалку, что на языке цветов означает признание в любви. Но странный юноша, видимо, не понял этот красноречивый знак. Почему? Однажды он сказал так, чтобы услышала гейша:

"Хотя я и возвращаюсь на родину, но счастье мое останется здесь". Девушка ждала, что он хотя бы посмотрит на лее. Однако юноша словно избегал встречаться с ней взглядом.

Но гейша полюбила его. Она рассказала о своей любви бумажному фонарику и передала его странному юноше. Однако фонарик сказал: "Мой свет был зажжен огнем ее любви. Он для нее важнее, чем даже свет луны. И она просила передать, что любит только меня". "Понимаю, – ответил иностранец. – Она любит лишь свет, лишь то, что его излучает. И свет бумажного фонарика для нее важнее и дороже, чем сияние далекой луны". Он возвратил фонарик гейше и, поблагодарив ее, сказал, что не нуждается ни в каком чувстве. А когда юноша уехал, девушка узнала, что он слепой. "О боги! Значит, он был слепой? Слепой!.." – восклицает она в отчаяньи. Теперь ей стало ясно, почему он не смотрел на нее. Только предательство фонарика осталось для нее тайной.

После выхода в свет этой новеллы Ерошенко стали называть поэтом. И действительно, она очень поэтична. В ней слышны плеск волн и смех людей, вспоминающих счастье молодости; перестук барабанов и музыка сямисэнов. В самих словах автора словно скрыт второй, не до конца понятный читателю смысл. "Мой свет важнее твоего, луна!" – восклицает фонарик. "Когда темно, важен любой свет", – обижается луна. "Впрочем, разве морская волна с ее непостоянным, изменчивым характером способна понять, что такое свет?" – спрашивает автор. И даже речи людей, замечает он, наполняются здесь особым значением.

Новелла напоминает своеобразный рисунок тушью. Ерошенко пользуется методом "черно-белого описания", привычным китайской литературе. И это делает рассказ близким сердцу японского и китайского читателя. Автор мастерски положил на бумагу свет и тени. Его картина, проникнутая грустью, не угнетает. Поэт как бы хочет сказать: "Любовь прекрасна и тогда, когда счастье невозможно".

Надо отметить, что произведения, в которых действуют гейши, традиционны для японской литературы. Но Ерошенко вводит необычного героя – иностранца, за которым угадывается автор. Друзья и знакомые Ерошенко искали прототипы и других персонажей новеллы. За гейшей им виделась Камитика, а за бумажным фонариком – "соперник" Ерошенко Осуги Сакаэ.