(14) Лу Синь писал, что "Тесная клетка", вероятно, родилась из размышлений автора во время его жизни в Индии. "О, сколь огромна слеза поэта! – восклицал китайский писатель. – Я люблю этого наивного поэта Ерошенко, который выступает против рабской психологии, осуждая варварский обычай "сати"" (цит. по: Гэ Бао-цюань. Лу Синь и Ерошенко. – "Гуанмин жибао", 18.Х.1961).

У японцев есть поговорка: "Уезжал из дому, как даймё [князь], а возвратился, как нищий". С Ерошенко примерно все так и было. Из Китая в Японию он приехал тайком, на грузовом пароходе. Оборванный и голодный, писатель с трудом добрался до дома госпожи Сома.

В "Накамурая" он появился лишь поздним вечером. Окна пристройки, где он раньше жил светились: Ерошенко это почувствовал сразу, каким-то шестым чувством. И вдруг услышал голос… Сома Кокко. Через минуту она была уже на пороге и прижимала к щекам его большие шершавые ладони. В другом случае Сома, вероятно, застеснялась бы, проявила свойственную японкам сдержанность. Но разве Ерошенко был ей чужой? Ведь это ее слепой русский, который долго скитался по свету и вернулся, наконец, домой.

На шум сбежалась вся семья Сома – и муж ее Айдзо, и сын Ясуо, и дочь Тикако. Каждый старался сказать Ерошенко что-то приятное – чувствовалось, что его здесь всегда ждали.

– Здравствуйте, добро пожаловать! – неожиданно произнес по-русски незнакомый ему голос.

– Кто вы? Здравствуйте, – удивленно ответил Ерошенко,

– Разрешите представиться. Иван Нынчев, художник. С сегодняшнего дня – ваш сосед.

Василий скоро узнал – в память о нем госпожа Сома пригласила к себе постояльца из России да и кафе свое стала называть "Русский шоколад".

Весть о неожиданном приезде Ерошенко распространилась на следующее утро среди его токийских друзей и знакомых. Первым пришел Акита Удзяку.

– Эро-сан, дорогой, ты ли это? – Акита не мог сдержать слез радости.

– Нет, не я, это моя тень перед тобой, Акита-кун. – Ерошенко широко улыбнулся и обнял друга.

Когда друзья после долгой разлуки наговорились всласть и Ерошенко рассказал о своих путешествиях по Таиланду, Индии и Бирме, Акита спросил Ерошенко, собирается ли он встретиться со своими токийскими знакомыми. Василий ответил, что хотел бы пока пожить в уединении.

– Не выйдет. Эро-сан, не выйдет. О твоем приезде уже знают все. Сегодня в клубе вечер в честь супругов Браун, эсперантистов из Австралии, – и все мы тебя ждем.

И снова, как прежде, в кафе "Мацуисита" собрались друзья Ерошенко – профессор Накамура, госпожа Александер, Арисима Такэо, Акита Удзяку и многие другие. Эро-сана попросили рассказать о себе. Ерошенко поднялся взволнованный, смущенный общим вниманием и радостный оттого, что снова находится среди своих.

– Прошло долгих три года, – сказал Ерошенко, – мне много пришлось испытать за это время. Ураган несколько раз силился утопить меня, а бурное житейское море – поглотить. Но я напряг силы и достиг, наконец, тихой гавани. И вот – море успокоилось, надо мной синее небо, а вокруг вы, мои друзья. Я думаю, это и зовется счастьем. Как бы мне хотелось подольше вкушать его плоды – видеть и это море, и это небо, и всех вас.

После этого вечера в журнале появилась статья "Приятный сюрприз" о возвращении в страну слепого путешественника. Так о приезде Ерошенко узнали тысячи людей, – а этого он не только не хотел, но даже опасался.

Еще будучи в Бирме, Ерошенко узнал, что Камитика Итико арестована по "делу Осуги" и находится в тюрьме. Ни для кого не было секретом, что Ерошенко любил Итико, так что и его имя оказалось упомянутым в этом нашумевшем деле. Его возвращение в Японию подлило масла в уже догоравший огонь слухов, кривотолков и предположений. Вот почему Ерошенко не хотел афишировать свой приезд. Но остаться в тени ему не удалось, тем более что "дело Осуги" вновь попало на страницы газет…

Читатель, наверное, помнит, что Камитика Итико страстно любила революционера Осуги Сакаэ и он, казалось, отвечал ей взаимностью: Осуги оставил свою прежнюю семью и всюду появлялся вместе с Камитика, бросая вызов ненавистной им обоим буржуазной морали. Желая помочь любимому, который только вышел из очередного заключения и писал новую книгу об анархизме, Камитика заложила все свое имущество, вплоть до личных вещей.

Однако Осуги вскоре вернулся в прежнюю семью. Камитика не могла вынести его измены и однажды, подкараулив Осуги в саду, ударила его кинжалом. По счастью, она только ранила Осуги. Камитика тут же отдала себя в руки полиции. Ее судили и приговорили к нескольким годам тюрьмы.

Что и говорить, история для Японии того времени весьма необычная. Веками женщин воспитывали в духе покорности мужчинам, самое большое, что разрешала им традиция в случае несчастной любви, это броситься на меч, покончить с собой. А здесь – покушение на мужчину!

Но для буржуазной прессы в "деле Осуги" важны были даже не сами действия, а, так сказать, действующие лица: он – известный всей стране пламенный революционер-анархист, она – журналист, неутомимый борец за равноправие женщин. И вдруг – такая история!