Шрифт:
Фзз-бум, фзз-бум, фзз-бум…
Перекат слева направо, слева направо — всё время слева направо.
Фзз-бум, фзз-бум, фзз-бум…
Он снова перевернулся на грудь, и мир вокруг сжался. Крики и выстрелы звучали на заднем плане его сознания, словно далекие удары молотов по металлу.
— Отступаем!
— Стрелять по готовности!
— Моя рука! Я потерял руку!
Фзз-бум, фзз-бум, фзз-бум…
Юноша заметил полуразрушенную кирпичную стенку, вырастающую из грязи в десяти шагах перед ним. В десяти шагах.
Снова заговорила та крупнокалиберная штуковина, добавляя низкие ноты к потрескиванию лазвыстрелов.
Десять шагов.
— Они идут!
— Что?
— Мне кажется…
Фзз-бум, фзз-бум, фзз-бум…
Тарахтящий перестук тяжелого оружия ослаб и умолк на время.
Подобрав ноги, юноша поднялся с земли и, пригибаясь, бросился к цели.
Фзз-бум, фзз-бум, фзз-бум…
Сердце превратилось в кулак, бьющий по ребрам. Нечто ударило его по ногам, словно кнутом — колющей, обжигающей болью.
Юноша добрался до обломков стены, пока позади что-то кричали знакомые голоса. Перевалившись через кирпичную кладку, он прижался к земле и пополз вперед. Теперь он сумел разглядеть врага — слева, на краю рощицы расщепленных деревьев, мерцала неровная линия дульных вспышек. Кто-то перетаскивал оружие с толстым стволом, поблескивавшим в свете лазвыстрелов. Увидев это, юноша неловко поднял лазган, его пальцы соскальзывали и задевали предохранитель.
Прицел, смотри в гребаный прицел.
Он посмотрел, подождал, вдохнул и выстрелил. Лаз-заряды унеслись к рощице, и деревья выплюнули клубы пара вперемешку со щепками. Раздались новые крики, огонь противника ослаб, и тут же кто-то перевалился через стену вслед за юношей. Сперва он услышал тяжелое дыхание, а затем треск лазвыстрелов прямо над ухом, вздрогнул, выругался, и его палец соскочил со спускового крючка.
Кто-то появился из-за деревьев; юноша разглядел охряную униформу, заляпанную грязью, и ярко размалеванное лицо, состоящее из покрытых швами рубцов. Оно казалось почти комичным, но здесь никто не шутил — разве что жестоко.
Секунду юноша наблюдал, как разрисованный человек резво пробирается вперед, пригибаясь к земле, а кривые ножи у него на поясе подпрыгивают и бренчат о пряжки. Затем по кирпичной стене прошлась короткая очередь.
Пригнувшись и перекатившись, юноша поспешил сменить позицию. Разрисованный человек уже был намного, намного ближе, и стали заметны маленькие каплевидные кусочки костей, свисавшие на петельках с покрытого швами лица. В руке врага оказалась крупная, тускло-зелёная сфера, и чека от неё уже поблескивала серебром в грязи. Подняв лазган, юноша нажал на спусковой крючок.
Ничего.
Опустив взгляд, он увидел мигающий красный огонёк на ствольной коробке оружия, предупреждающий об опустевшей батарее. Лазган неизвестного бойца, присоединившегося к нему у стены, тоже замолчал.
Подняв голову, юноша увидел, как размалеванный человек бросает гранату, и резко пригнулся. Тусклая сфера врезалась в мягкую почву за стеной, слева от него.
— Свят…
Граната взорвалась, и ударная волна сотрясла юношу так, что он стукнулся головой о приклад лазгана. На спину ему осыпались какие-то влажные комочки; в ушах звенело; он дышал.
Он дышал.
Подняв взгляд, юноша обнаружил рядом с собой груду изодранной ткани и сырого мяса. Потом он заметил зубы, полоску белых твердых кусочков в розовой каше. Вздох сам собой слетел с губ — ему всё никак не удавалось отвести взгляд.
Разрисованный человек, перепрыгнув через стену, приземлился на корточки. Словно удивленные встречей, они посмотрели друг на друга, и юноша увидел, что у его врага серые глаза.
Он бросился вперед, пытаясь ударить разрисованного человека лазганом в лицо, и край ствольной коробки действительно во что-то попал. Не забывая о руках врага, тянущихся к нему, юноша услышал лязг ножа, соскользнувшего с крюка в ладонь. От противника пахло потом, кровью и сахарной корицей.
Нечто с силой вонзилось юноше в бедро; широко распахнутые глаза размалеванного человека смотрели на него из месива шрамов и красок. Ещё один резкий тычок, и вновь тупое онемение, словно от удара молотом. Он отступил на шаг, и ноги немедленно подогнулись, будто ватные, а разрисованный человек выпрямился, сжимая в кулаке грязный нож-иглу. Охряную униформу покрывали обширные пятна свежей крови.
Юноша поднял лазган, заставив размалеванного человека вздрогнуть. Щелкнул спусковой крючок — ничего, и враг бросился на жертву. Воткнувшись в лоскутное лицо противника, ствол лазгана превратил его нос в розоватую кашу; вслед за этим боковая часть оружия обрушилась на скулы и челюсть недруга — раз, другой, а потом юноша уже не считал ударов, потерявшись в неразборчивом кровожадном рёве, который заполнил весь мир. Человек уже не был разрисованным, он превратился в бесформенную груду разорванной плоти и обливался потоками багрянца. Кровь была повсюду, и юноша не понимал, чья именно. Алая влага заливала ему глаза, стекала по щекам и губам.
Над головой просвистели лаз-заряды, врезаясь в остатки стены. Припадая к земле между двух трупов — своего товарища и своего врага — юноша отыскал противников взглядом.
Стреляя на ходу, к нему приближались ещё трое, если не больше, солдат в охряной униформе. Зрение начинало расплываться по краям, он боялся смотреть на собственные ноги и чувствовал на языке вкус металла. Тяжело дыша, юноша снял с трупа размалеванного человека две тяжелые, бугристые гранаты, и вытащил чеки. Повернувшись и подняв голову над стеной, он бросил бомбы во врагов — очень неточно, внезапно ослабевшей рукой, видя мир в размытых серых тонах. Но ему просто невероятно повезло.