После встречи в Климовске Сима стала часто бывать у Даниэлей, и вскоре состоялась ее первая выставка, в редакции журнала «Декоративное искусство» – где ж еще такой выставке и быть! (Не последнее дело также, что Ирина вела в «Декоративном искусстве» театральный отдел.)

Все Симины друзья явились на вернисаж и оставили свой след в книге отзывов. Не могу удержаться, чтобы не процитировать некоторые из них.

Это – писатель Леня Седов.

Это, конечно, Губерман.

Министр культуры Коми АССР И. Бурятов.

Это, конечно, он же.

И еще что-то из того же источника за подписью В. Губерман-Пинчер, член ССП.

Симины доски – фейерверк юмора и иронии, теплой, человечной, в чаплинском ключе. Ее персонажи и их ситуации одновременно комичны и трогательны. Сима неистощима на выдумку.

Историю одной доски хочу рассказать – благодаря ей Симино камерное искусство получило всесоюзный резонанс. Я стояла у истоков этой истории.

В середине восьмидесятых годов в Москве на Кузнецком Мосту проходила семнадцатая выставка молодых художников.

Это была довольно авангардистская выставка – во всяком случае настолько, чтобы принять к экспозиции викины эскизы к гоголевскому «Носу», подвергнутые остракизму в ее родном художественном училище за пару лет до этого, но еще не настолько, чтобы выставить симины доски. Я, однако, считала, что имеет смысл попробовать «повесить Симку» партизанским способом, в обход худсовета. Мы поехали на развеску втроем – Вика, Сима и я. Нашли подходящий простенок. Сима повесила доски, среди них – «Баньку», о ней ниже, я осталась их караулить, а Вика занялась своим «Носом». Развеска картин молодых художников – увлекательнейшее зрелище. Суетились они всю ночь, до самого открытия выставки, стараясь по возможности создать самую выгодную атмосферу для своих работ. К утру все изрядно измучились и проголодались.

– Сбегай-ка ко мне домой, попроси папу, чтобы собрал нам что-нибудь поесть. Вот адрес, – сказал Вике Петя Пастернак, внук поэта. Вика была самой молодой участницей выставки, поэтому Петя отвел ей роль «мальчика на побегушках».

– Как зовут твоего папу? – спросила Вика.

– Женя.

– А отчество?

Петя от изумления потерял дар речи. Вокруг раздался гомерический хохот. Виктория мгновение смотрела с недоумением, потом до нее дошло.

– Ой, что это я!

Бедняжка густо покраснела и поспешно умчалась выполнять петино поручение.

Утром симкины доски несколько раз порывались снять какие-то официальные лица, но я неизменно забирала их и вешала на место, бросая внушительное и лаконичное:

– Согласовано.

Так они и остались висеть до открытия и произвели фурор. О них писали. На следующую выставку Симу уже приняли официально и без проблем, так что я считаю себя в какой-то степени ее крестной матерью.

Симину «Баньку» напечатал на обложке «Огонек» Коротич. Вот тут-то и грянул гром.

«Банька», надо признаться, была довольно смелая. Обнаженные, а лучше сказать – совершенно голые мужики и бабы мылись совместно в русской бане; маленький чертенок, стоя на дверце русской печки, раскалял и печку, и страсти моющихся пар. Голая ведьма на метле вылетала через трубу; пара на верхней полке определенно не теряла времени, но нам показывали только их пятки; голые русалки плавали в озерке перед банькой; бородатый мужик наслаждался зрелищем, глядя из-за кустов; пионеры подсматривали в окошко.

Все это оказалось совершенно непривычным и неприличным для совокупного советского глаза, залитого семидесятилетним ханжеством.

Народ возмутился. Народ негодовал. В «Огонек» посыпались сотни писем со всех концов Союза. Подписчики грозили порвать с журналом, который нельзя оставлять на видном месте дома при детях. У подписчиков разыгрывалась фантазия, они активно додумывали то, что не было Симой изображено, и против этого протестовали. «Порнографическое искуство С. Васильевой (Симин псевдоним. – И. Р.) способствует и ускоряет вовлечение до ста процентов 12—13-летних школьниц в игру «Ромашка» и тем самым к неизбежному открытию уже в неполных средних школах (не говоря о полных) гинекологических кабинетов», – писала взволнованная учительница (здесь и дальше я сохраняю орфографию оригиналов). «То, что раньше называлось порнографией, теперь называется эротикой или даже прикладным искусством. Как просто!» «За такие картинки нужно судить как пошлость! С чем идет у нас борьба, воспитываем поколени в духе вежливости против всяких недозволенностей».

«Я не ханжа и к вопросам интимной жизни отношусь, как говорится, правильно. Художественное изображение обнаженного человека в вашем журнале приветствую. Просто я не смогу объяснить содержание картинки своему ребенку. Уверен на сто процентов, что вид полового акта в советском журнале немедицинского профиля напечатан впервые за все годы советской власти. С чем вас и поздравляю».

Пожалуй, единственная положительная рецензия пришла от солдат московского округа: «Дорогая Сима! Спасибо! Вы нам нужны!» – писали солдаты.