– Скажи еще, что душу следует очищать не матершинными словами, а благочестивыми мантрами. Если уж о Фастере зашла речь.

Кьюнг пожал плечами.

– Если тебе взбредет в голову такая идея, я не про…

– А пошел бы ты к чертям тифозным! Мне ваши рожи уже действуют на нервы! А свои нравоучения можешь засунуть в любое свободное отверстие!

Кьюнг развернулся и молча направился к выходу.

– И поставь на стол мой законный ужин!! – на этой фразе Айрант отпустил всякие тормоза и заорал так, что у самого заложило в ушах.

Капитан знал, что пока бортмех не остынет, поговорить по-человечески с ним все равно не получится. На его выходки уже перестали обижаться, а его самого просто воспринимали как ходячее на двух ногах стихийное бедствие. Этакое дикое громоподобное существо, разгуливающее по звездолету и извергающее во все концы свои проклятия. Кьюнг направился в каюту только что упомянутого Фастера и, едва открыв дверь, увидел привычную картину. Настолько привычную и въевшуюся в сознание, что не увидеть ее было бы удивлением. Единственный на борту представитель сложной и запутанной религии стоял на коленях с четками в руках в немом созерцании своего демиурга и неслышно для самого себя бубнил эти бесконечные мантры. Вся его каюта была обставлена портретами духовных учителей с Земли, а также с других планет, колонизированных людьми. В таких случаях незваные гости бесшумно закрывали двери и удалялись, что произошло и на этот раз.

Длительные разговоры за вечерним кофе несколько разнообразили унылое и медленно текущее время, лениво двигающее своими секундами. Поначалу они проходили оживленно, на высоком эмоциональном подъеме, поглощая пустоту времени и поднимая всеобщий тонус. Но вскоре все анекдоты были рассказаны, остросюжетные истории исчерпаны, личная жизнь каждого изрыта вдоль и поперек – словом, темы закончились, и тогда стали болтать о всяких пустяках, лишь бы прикончить скуку, извечного врага длительных галактических полетов.

Глаза дракона вспыхнули, створки двери, соответственно, разъехались в стороны, и в таверне вновь появился капитан, лицо которого не выражало ничего кроме банальной усталости. Даже все эти настенные фантомы, бездарно изображающие из себя людей, приелись взору. Оди обернулся в его сторону:

– Где наш святой отец? Все молится? Вечно он опаздывает к ужину.

– Просто терпеть не может ваши похабные разговоры. Сейчас придет, – капитан пододвинул к себе тарелку и отдался этой, пожалуй – последней из доступных здесь радости.

– А я молился всего единственный раз в жизни, – произнес Линд. Он отломил очередную лапу зажаренного краба и жадно вцепился в нее масляным ртом, и пока эта лапа не была тщательным образом обсосана, все терпеливо ждали, что же это за единственная в жизни молитва такая. Линд смачно отрыгнул, утерся платком и снисходительно продолжил: – Когда летел пьяный со второго этажа головой вниз. Уж не помню какому богу, но смысл молитвы заключался в том, чтобы Господь в полете как-то сместил центр тяжести моего барахтающегося тела, и чтоб мне приземлиться на асфальт каким-нибудь мягким местом.

– Ну и что, услышал тебя Господь? – иронично спросил Оди.

– Тот факт, что я сижу здесь перед вами, не есть ли тому яркое доказательство?

Оди, наверное, по причине того, что слишком хорошо поел, решил резко сменить тему разговора:

– А хотите, я вам расскажу анекдот про двух тупых астронавтов, которые полетели к другой звездной системе и забыли взять двигатель от звездолета? Так вот, уже к середине пути, где-то в системе Альдебарана, они вдруг обнаружили, что летят-то без двигателя и чуть не заплакали от огорчения. Что делать? Взял один из них…

– Послушай! – раздраженно вставил Кьюнг, его лицо изобразило сложноразборчивую мимику, – по-моему, ты его уже раза два рассказывал. И то, что они потом веслами начали грести по космосу – звучит глупо. И то, что они принялись выбрасывать из звездолета все предметы, чтобы создать реактивную тягу, включая одежду и собственные трусы, – выглядит вообще по-идиотски!

– Я думал, вы уже забыли…

Какие-то блаженные минуты все сидели молча. Тишину стоило послушать. Потому что, вслушавшись в нее по-настоящему, люди иногда понимали, что она более правдива, чем шум. Оди, неудавшийся рассказчик анекдотов, пустым нечувственным взором посматривал на голографические стены, где виртуальный официант все еще слонялся между столиками, делая вид, что обслуживает клиентов. А те, по большей части сидя к нему спиной, делали вид, будто что-то едят. И вообще, будто в таверне полно народу, а не трое надоевших друг другу обитателей. Несуществующие волны лизали такие же несуществующие берега. Обманутый взором рассудок просто не хотел верить, что за этой стеной лишь пустота черного космоса, а не бескрайнее море с огненной дорожкой заката. Да, этот бездушный и абсолютно бессюжетный театр поначалу представлял довольно забавное зрелище. Теперь иногда на него смотрели с тем же равнодушием, как на голые побеленные стены.

– У меня из головы все никак не выходит «Астория». И хоть бы одна версия, за которую можно было б зацепиться! – в тысячный раз досадовал Кьюнг. Об этом, впрочем, говорили почти каждый день – единственная тема, ставшая на «Гермесе» вечно актуальной.

– Отсутствие фактов порождает массу гипотез, ни одна из которых не может быть ни принята, ни опровергнута. Так всегда бывает, если фактов попросту нет… Мы даже не знаем, долетали ли они вообще до планеты… Ну, был сигнал. И что он дает? Затычку для дырки в цепи предварительных рассуждений? – Оди стал как нельзя серьезен и не поленился в тысячный раз повторить одни и те же ответы, знаемые всеми наизусть.