И в древнем доизраильском язычестве, и в том язычестве, которое существовало в течение тысячелетий и до сих пор существует, есть искры истины, проблески истины, а порой очень потрясающие выражения этой истины. И когда мы смотрим на жизнь некоторых языческих подвижников, мы не можем не дивиться их умению научиться из малого, тогда как мы порой так мало знаем, несмотря на то великое, что нам дано.

Но кроме языческого мира, существует Ветхий Завет. Авраам был язычником, он жил в Месопотамии, теперешнем Ираке, и разделял местную веру. В какую-то ночь он услышал глас Божий, который его позвал по имени и ему велел уйти из родной страны и пойти куда глаза глядят, вернее, куда Сам Бог его поведет. И Бог его повел в обетованную землю. Авраам поселился, осел там со своей семьей, со своими братьями, с родными (Быт 12:1-8). И тут несколько моментов я хочу упомянуть.

Первое – то, что в какой-то момент его племянник Лот от него отделился (Быт 13:7-12) и стал родоначальником моавитян, которые потом стали язычниками, хотя Лот вместе с Авраамом вышел из Месопотамии по зову Божию. Что это значит – я не знаю, знаю только, что он не мог быть до конца чуждым тому, что открылось Аврааму, если он с ним вместе ушел.

И дальше: вы наверно помните рассказ об Иакове, о его борьбе с ангелом ночью у перехода через реку (Быт 32:24-32). Перед ним стал некто и не давал ему пройти, и Иаков с ним боролся всю ночь, а когда стало светать, вдруг узнал в нем ангела Божия. И он получил имя Израиля за эту борьбу. Он оказался тем, который боролся с Богом не богоборческой ненавистью, а боролся, не зная, с кем борется, потому что хотел пробиться дальше, дальше в обетованную землю, туда, куда Бог его и весь его народ звал. И это изумительная вещь: что не только он, но все верующие в какой-то мере, в каком-то смысле борются. Мы с Богом как бы «сцепились» и говорим, как Иаков: мы не отпустим Тебя, мы не дадим Тебе уйти от нас, пока Ты нас не благословишь.

И каждый из нас должен научиться именно этому. В молитве ли, в богомыслии, в чтении святых отцов, еще больше в чтении Евангелия, в молитве церковной, в братском, сестринском общении всех между собой мы должны держаться Бога, не довольствоваться ничем тварным – ни теми мыслями, как бы ни были они богаты, которые нам приходят, когда мы читаем или размышляем, ни теми чувствами, которые рождаются в нас, – а только Богом, только Богом. Научиться стоять перед Ним и не отпускать Его: Господи, не уйду я от Тебя, не уходи Ты от меня! Я знаю людей, которые становятся на молитву не для того, чтобы получить то или другое, а ради того, чтобы постоять в Божием присутствии, которые стоят и говорят: Господи, я знаю, что Ты тут – и я тут, по Твоей милости Ты мне даешь стоять перед Собой, даже если я не ощущаю Твоего присутствия, но я знаю, что Ты тут, и это для меня предельное счастье, и благословение, и радость. И я с Тобой буду говорить, буду все Тебе говорить, всю душу изливать, все мысли, все чувства, буду искать Твоей воли во всем, и не уйду, не уйду, Господи, даже если Ты годами не дашь о Себе знать.

Так было с Израилем, так было и со многими святыми, так бывает и со многими из нас – не с такой яркостью, не с такой резкостью, но так же реально, потому что все мы принадлежим Церкви, хотя не выросли еще в полную меру того, чем должны быть, в ту меру, которую апостол Павел называет полной мерой роста Христова (Еф 4:13). Вырасти в меру Христа… Конечно, в полном смысле это, даст Бог, может быть, нам будет дано после смерти, в будущем веке. Но уже теперь, если только мы отдадимся Богу, мы можем раскрыться, дать Ему место в себе, стать храмом Живого Бога и вырасти в такую меру, какую мы видим в преподобном Серафиме Саровском, в Сергии Радонежском, во множестве святых. Да что я говорю – и в святых, и во множестве людей, которые не канонизованы, на кого мы смотрим и думаем: ну, человек как человек, обыкновенный, а потом в какой-то момент ощущаем что-то в нем непостижимое.

Но после того как прошло это первое поколение, люди (не все, конечно, но большинство) стали все дальше удаляться от того времени, которое Адам и Ева помнили, меньше общаться с глубинами Божиими. И когда не каждый уже мог жить непосредственным руководством Самого Бога, Господь стал определять израильскому народу вождей, пророков, судей, наставников разного рода. Но в какой-то момент случилась одна величайшая трагедия истории. Люди усомнились в том, что после Самуила им будет дан другой вождь. Они стали вглядываться в сыновей Самуила, и вместо того чтобы знать, что Бог может вызвать из их среды совершенно неожиданного человека, стали примеряться и думать: нет, эти нам вождями быть не могут. Израильский народ испугался, что останется после Самуила без вождя, и обратился к нему и сказал (Боже мой, какие страшные слова!): мы хотим быть как все прочие народы; поставь над нами царя (1 Цар 8:5). Это значит: нам страшно быть под руководством Самого Бога и тех, которых Бог поставит над нами, мы хотим земной обеспеченности. Дай нам царя, и с нас довольно, мы будем, как все другие народы, не под Божиим водительством, а под водительством нашего царя.

Самуил пришел в ужас и обратился к Богу: что мне делать? И Бог ответил: не тебя они отвергли, а Меня. Дай им царя, но предупреди их о том, что это будет значить, как их царь будет ими управлять, над ними властвовать (1 Цар 8:9-18). И был поставлен Саул. Я не напрасно упомянул его имя. Саул был первым царем, поставленным волей народа на то святое, священное место, где мог стоять только пророк, который был тогда иконой грядущего Христа, – как и теперь священник, когда совершает Божественную литургию, является жалкой иконой Спасителя Христа. И Саул сошел с ума, его не хватило на это страшное кощунство. Это первый случай отпадения Израиля от своего призвания.

Я не буду останавливаться на разных этапах, но второй решающий, страшный момент – когда перед Пилатом предстал на суд Христос, и Пилат спросил присутствующих вождей народа, первосвященников и самый народ: это ли ваш Царь? И ему ответили: нет у нас царя, кроме кесаря (Ин 19:15). Они отвергли не только своего царя, но они отвергли царя из своего народа. И тут случилось нечто страшное, потому что Пилат спросил: кого же я освобожу – Варавву или Иисуса, Который Себя называет Сыном Божиим? И все закричали: Варавву! (Ин 18:39-40). Здесь слова говорят о чем-то очень страшном, потому что Варавва значит «сын отчий» {300} : это карикатура на Христа. Они выбрали человека, который был насмешкой над воплощением Сына Божия. И после этого началась трагедия второго отпадения.

Но значит ли это, что израильский народ отпал полностью, окончательно? Нет! Апостол Павел довольно много говорит об этом, в частности: подумайте, если падение Израиля дало нам Христа и Церковь, Царство Божие, пришедшее в силе на землю, каково же будет его конечное обращение! (Рим 11:15, 25-26). Тогда совершится окончательная победа Бога над всем, что восстает против Него. И поэтому мы должны со страхом, с трепетом относиться к случившемуся и ставить перед собой вопрос о том, что же совершается в недрах израильского народа (не на земле израильской, по всему миру), что там совершается, что готовит возвращение Сына Божия во славе после страшных времен отпадения.