В соответствии с общесоюзным планом Ленинградский отдел соцобеспечения разработал свой план на вторую пятилетку. По весьма приблизительным подсчетам, общее число «соцаномаликов в стране — 75 тысяч — делилось на долю Ленинграда в городском населении РСФСР, и получалось, что в городе имеется примерно 840 проституток. Чуть позже власти решили, что их численность достигает 2 тыс. Основную массу женщин, занесенных таким образом в разряд продажных, городские власти решили разместить именно в Свирской колонии с ее весьма жесткими методами перевоспитания. В плане намечались и некие просветительские мероприятия, а та оказание материальной помощи женщинам, «стоящим на грани проституции».

Но уже в 1933 г. появились первые признаки сворачивания всей социальной программы плана и резкого расширения репрессивной. Сторонники последней активизировались даже в собесах. Так, на январской конференции Ленгорсобеса профессор Топорков из ЛИТИНа в полемике с противниками перехода от профилактических мер к принудительным задавал риторический вопрос: «Если девочке 17 лет и потому, что она в пьяном виде поскандалила и ее привели в распределитель, потом переводят в Свирскую колонию и целый год она оттуда выйти не может, то жестоко это или нет?» [270] и вопреки здравому смыслу отвечал, что это гуманно и сделано в интересах самой девочки.

На рубеже 1933—1934 гг. психоз обострения классовой борьбы активно распространялся и среди людей, призванных заниматься излечением социальных аномалий. На страницах газет и журналов появляются заметки и статьи, где весьма часто встречались примера но такие сентенции: «Маневры классового врага самые разнообразные, он не брезгует ничем. Между тем в области социального, обеспечения низовые органы собеса маневры классового врага проглядели… Старый буржуазный принцип «благотворительности и милостыни» так и витает вокруг этих вопросов… Где борьба с соцаномалиями? Где политический анализ этой работы? Где классовая бдительность?» [271] Робкие попытки возражать против перехода органов социального обеспечения к мерам административно-peпрессивного характера не возымели действия. Ведь в борьбу включилось всемогущее ОГПУ, которое считало, что ликвидация соцаномалий — его прямая прерогатива.

В феврале 1933 г. заместитель уполномоченного представителя этого ведомства в Ленинградском военном округе И. В. Запорожец, обратился в обком ВКП(6) и облисполком с требованием предоставить Свирским лагерям ОГПУ (их заключенные строили на реке Свирь каскад ГЭС) здания и угодья бывшего Александро-Свирскогрг монастыря, занимаемого трудпрофилакторием Ленгорсобеса. Здесь в то время содержалось около 300 женщин. Свои притязания И. В. Запорожец мотивировал следующим образом: «Трудпрофилакторий по размерам своих средств и количеству населения совершенно не в состоянии использовать огромную площадь зданий 6. монастыря, и эти здания постепенно разрушаются. По этим причинам из-за бесхозяйственного ведения дела сельское хозяйство трудпрофилактория дает убытки и трудпрофилакторий все время живет на дотации Ленгорсобеса. Почти вольное существование содержащихся в трудпрофилактории женщин (сифилитичек) способствует и их общению с лагерными контингентами, что с точки зрения воспитательных задач самого трудпрофилактория неприемлемо…» [272] Правда, в 1933 г. Свирскую колонию удалось отстоять благодаря вмешательству наркома соцобеспечения И. Наговицына. В июле он писал председателю Ленсовета И. Ф. Кадацкому: «Задачи борьбы с явлениями нищенства, проституции и т. п. правительством возложены на органы СО. Эти явления еще далеко не изжиты до настоящего времени, в особенности в таких крупных городах, как Москва, Ленинград и другие. Всякого рода высылки из крупных городов этих контингентов и т. п. меры являются совершенно нереальными, не достигающими цели. Лишение свободы этих людей в целях изоляции, поскольку они не совершали каких-либо преступных действий, было бы неправильной мерой, поэтому единственным правильным и эффективным способом возвращения этих людей к трудовой жизни является их трудовое воспитание… прошу Вас принять все меры к тому, чтобы колония не была ликвидирована, а, наоборот, продолжала свою работу…» [273] В результате президиум Леноблисполкома отклонил ходатайство ОГПУ.

Но система социального патронажа продолжала сокращаться. К весне 1933 г. в Ленинграде был ликвидирован городской трудпрофилакторий № 1. Некоторых женщин, занимавшихся торговлей собой, власти попытались устроить в открывшийся для инвалидов учебнопроизводственный комбинат им. К. Маркса (за 1933 г. — до 150 человек). Основную же массу проституирующих ждали колонии и лагеря системы НКВД—ОГПУ. В Ленгорсобесе остался лишь старший инспектор по общественным аномалиям при секторе гособеспечения и по одному инспектору работало в районах, которым местные власти перестали оказывать реальную помощь. В социально-экономической и культурной областях, просвещении и здравоохранении, а также при решении проблем проституции стал преобладать «остаточный принцип финансирования». Долгосрочная программа борьбы с продажей любви была практически свернута. В то же время государство продолжало использовать соцаномаликов, в том числе и проституток, как источник дешевой трудовой силы. В отчете Ленинградского городского отдела соцобеспечения за 1933 г. отмечалось, что значительное число здоровых проституток группами направляется специальными органами на работу в колхозы и на новостройки в принудительном порядке. Минусы такой практики, были очевидны. В 1934 г. известный медик и педагог П. И. Люблинский, отмечая, что среди женского контингента из этих групп наблюдается занятие проституцией и на новом месте, резонно предупреждал: «Нет никаких гарантий и того, что, направленные на работу против их желания, соцаномалии не разбегутся при первой же предоставившейся им возможности» [274] .

Колонии НКСО также все отчетливее проявляли себя в качестве не воспитательных, а принудительно-трудовых учреждений. В ноябрьском номере «Социальногообеспечения» за 1934 г. говорилось, что в большинстве таких заведений срок пребывания доходит до 5 лет, воспитываемые фактически представляют собой только рабсилу, а их «педагоги» — надзирателей. Не составлял исключения и Свирский учебно-производственный комбинат — так стала называться колония. На 1 января 1935 г. в нем содержалось 506 человек. Комплектовался он за счет почти всех республик СССР: Ленинградской области выделялось 315 мест, Московской — 100, Калининской — 10, Северному краю — 10 и т. д. Согласно отчету Ленгорсобеса за 1934 г., учебно-воспитательная работа на комбинате «граничила с преступлением». Произведенная за год продукция оценивались в 556 тыс. рублей, но хозяйство продолжало оставаться убыточным и требовало дотаций в 429 тыс. рублей. В связи с этим было принято решение резко усилить интенсивность труда воспитуемых, отправив женщин на лесоповал. Для 1935 г. планировался выпуск продукции на сумму 859,6 тыс., а в 1936 г. — уже на 2296,5 тыс. руб.

Ужесточение эксплуатации вызвало сопротивление подопечных.1 В докладе специальной бригады Ленсовета по обследованию исполнения наказов избирателей от 10 ноября 1935 г. приводились такие факты: «На Свири, куда посылают всех, дело поставлено скверно. Там производственная колония — совхоз, где никакой воспитательной работы не ведется и высланным приходится исполнять тяжелую физическую работу, иногда совершенно непривычную. Из Свирской колонии бегут обратно в город, в прошлом году — до 100 человек» [275] . Лишь 10% освобожденных из колонии женщин вели добропорядочный образ жизни, остальные возвращались к прежним занятиям.

Планы сделать Свирскую колонию доходным предприятием насильственными мерами потерпели крах. Обстановка на комбинате ухудшалась. Результаты его обследования в июне 1936 г. выявили, что из 556 воспитываемых 144 (в том числе 134 женщины) имели венерические заболевания, 93 из них были сифилитичками. По существу, заведение превратилось в очаг заразы не только для ее обитателей, но и для местных жителей. Врач-венеролог на комбинате отсутствовал, питание было плохим и т. п. Неудачными оказались и эксперименты с принудительным отправлением выпускников колонии на дальние новостройки, например в 1935 г. в г. Хибиногорск на Кольском полуострове.