— Чудесный вид, не правда ли? Я уже восемь лет живу здесь и все не могу насмотреться. Великолепный город. Но находиться здесь небезопасно. Вы убедились в этом на собственном опыте.

— Гм.

— Это все деньги, — сказал Денон. — Как вы думаете, сколько миллиардов и десятков миллиардов получится, если сложить состояния денежных мешков, живущих здесь? Ничего удивительного, что у нас тут такая криминогенная обстановка. — Он взял в руки газету. Я заметил ее название: «Нис Матен».

— Вот, полюбуйтесь. Ежедневно несколько колонок на эту тему. На целую полосу. В чью квартиру взломщики забрались прошлой ночью. Чью машину угнали. На кого напали. Со скольких яхт украли моторы. И так каждый божий день. И все же: Канны — прекраснейший город в мире. Просто райский уголок. Я бы уже не мог жить где-то еще. Понимаете?

— О да! — согласился я. — Конечно. Извините за беспокойство. Я спущусь и подожду такси внизу.

— Как вам будет угодно. И не обижайтесь на меня… Здесь приходится принимать меры предосторожности. В мою квартиру уже дважды влезали. Потому я и приобрел лицензию на оружие. А у вас она есть?

— Нет. — У меня и в самом деле не было такой лицензии. Да и оружия у меня никогда не было.

— Еще рюмочку?

— Спасибо, — покачал я головой и двинулся к двери. Теперь я уже мог кое-как ходить. Мы оба еще раз извинились. Денон предложил спуститься со мной в лифте. Я отказался. И поехал один. Такси уже стояло у входа.

— «Мажестик», — проронил я, плюхаясь на сиденье.

— Ясно, шеф.

Когда мы подъехали к отелю, праздник все еще был в полном разгаре.

Я подошел к портье и попросил ключ от моего номера.

— Сколько еще будет длиться это веселье?

— О, до трех, а то и до четырех утра, этого никогда не знаешь, мсье Лукас. Хотите взять и ключ от сейфа?

— Нет, — ответил я. — Пусть лежит, где лежит.

— Как вам будет угодно, мсье Лукас.

Перед тем как уехать на встречу с Николь, я положил в сейф почти все свои деньги, паспорт и вообще все, что было в карманах. Ключ от сейфа я вручил портье и попросил хранить его в большом сейфе у него за стойкой. Если давно занимаешься такой работой, приходит кое-какой опыт. А если такого не случается, то очень скоро тебя прикончат. Я дал портье двадцать франков и поехал на лифте к себе в номер. Потом разделся. На теле тут и там уже появились синие пятна. Завтра у меня будет прелестный вид, подумал я и только тут спохватился, что это завтра уже наступило. Из ванной я прошел в спальню, открыл шторы и лег на кровать. Я смотрел на огни на море и на горную цепь Эстерель. На яхтах горели красные, зеленые и синие фонарики.

Снизу, из одного из дансингов, до меня едва доносилась музыка. Я лежал на спине и думал о красной розе, которую вертела в пальцах Николь Монье. В квартире Алана Денона, утверждавшего, что никогда не слышал такого имени, я увидел точно такую розу. Она стояла в углу спальни с зеркалами, наполовину скрытая каким-то шкафчиком. Конечно, это могла быть совсем другая роза.

Наутро опять стояла дикая жара. Воздух за окном гостиной дрожал и струился, когда я пил чай и закурил первую сигарету. Я несколько раз пытался бросить курить, но сейчас был для этого слишком напряжен и взволнован. Поэтому решил хотя бы курить поменьше. Таблетки, рекомендованные врачом, я принимал регулярно. Все мое тело покрылось лиловыми, желтыми и зелеными пятнами и страшно болело. Я надел самый легкий из взятых с собой костюмов, но когда в девять часов позвонил в квартиру Анжелы Дельпьер, рубашка уже прилипла к телу, и я весь обливался потом. Резкая смена климата и боль от побоев сильно сказались на моем настроении. Я чувствовал себя усталым и старым. Да, очень старым. Голова у меня кружилась.

Дверь открылась.

— Мсье Лукас? — спросила молодая женщина, открывшая дверь. Она была одного роста со мной, ярко-рыжие волосы и огромные карие глаза, опушенные длинными шелковистыми ресницами, а на узком овале лица выделялись удивительно красиво изогнутые губы. На ней были только шорты и легкая зеленая блузка, полы которой были узлом стянуты на животе, и никакой обуви. У нее была удивительно стройная фигура и длинные ноги. И вся она была шоколадная от загара. Женщина улыбнулась, обнажив жемчужный ряд зубов. Но даже когда она улыбалась, из ее глаз не уходила грусть. Этот-то налет грусти в ее взоре и заставил забиться мое сердце, когда я впервые увидел Анжелу.

— Я не отниму у вас много времени, — сказал я, входя в небольшую прихожую. — У меня к вам всего несколько вопросов.

— Спрашивайте хоть целый час, мсье Лукас. Ведь я сказала вам, что человек, портрет которого я пишу, придет в десять. О Боже, да вы совершенно взмокли! Сейчас же снимите пиджак! И галстук! Здесь нельзя ходить в такой одежде, не то хватит тепловой удар!

— Все, что я взял с собой, не годится для здешних мест, — сказал я, снимая пиджак и развязывая галстук.

Она повесила то и другое на плечики.

— Туфли тоже снимите, — сказала Анжела Дельпьер. Тон ее был спокойный, очень деловой и категоричный.

Я помедлил.

— Ну, что же вы!

Я скинул туфли.

— Мы с вами пройдем на террасу. Здесь, наверху, всегда веет слабый ветерок, — сказала Анжела.

Мы миновали ее мастерскую, дверь которой была открыта. Я заметил несколько картин и мольбертов. Потом вслед за Анжелой я прошел через гостиную, очень просторную и обставленную современной мебелью в светлых тонах. По одной стене от пола до потолка тянулись стеллажи с книгами. На противоположной стене я увидел полку, на которой красовалось не меньше пятидесяти фигурок слонов из самых разных материалов и самых разных размеров — от крошечных до огромных; и у всех хобот был задран вверх. Я на миг остановился перед этой полкой. Больше всех мне понравился маленький слоник из черного дерева. Он был толстенький и очень забавный. Мне сразу вспомнилась моя коллекция слоников в Дюссельдорфе, но лишь мельком, потому что Анжела шла очень быстро, а мне каждый шаг причинял боль. В гостиной стоял большой телевизор. Мы с ней прошли еще через зимний сад с множеством цветущих растений в горшках, и здесь я заметил еще один телевизор. Анжела перехватила мой взгляд.

— У меня есть и третий. Стоит в кухне. Я телефанат. Особенно по части информационных программ. Я хочу знать все новости. Поэтому слушаю и дневные, и вечерние, и ночные передачи, и «24 часа», первые новости и последние. Попросту все. По первому каналу и по второму. И даже телестанцию Монте-Карло. Если во время передачи известий мне приходится перейти в другую комнату, я могу и там продолжать слушать. — Она засмеялась. — А в мастерской стоит еще и четвертый. Совсем помешалась, да?

— Есть немного, — замялся я. — Возможно.