И что с этого имею лично я? Покровительство, которое дорогого стоит. И начальника, который не привык слышать «нет» даже от вампиров… По крайней мере понятно, почему он, в отличие от абсолютного большинства кураторов, постоянно живет в Стране Людей. И дом у него — резиденция. Но почему не в столице? Светлогорск, конечно, город науки, но этого мало… Или в самый раз? Вампиры ж нам науку развивать помогают, не более, в вопросы государственного устройства не вмешиваются. А две толстых папки переписки с высокопоставленными чиновниками — это так, чисто открытки ко дню рождения.

А к кому, собственно, все эти письма? Вновь вернулась к шкафчикам, стала перебирать. Обращение нейтральное. Либо «светлейший куратор» (еще вариант «Светлейший Куратор»), либо «светлейший Анхенаридит».

— Интересно? — светлейший образовался в приемной как–то слишком внезапно, не почувствовала я его приближения. Не то задумалась глубоко, не то привыкла уже к его ауре, замечать перестала.

— Познавательно, — сам же велел ознакомиться. Вот, знакомлюсь.

— И какие выводы?

— Да пока, в основном, вопросы, — аккуратно поставила папку на место, закрыла шкаф и обернулась к нему. — Как со всеми этими делами ты успеваешь работать в больнице? А главное — зачем?

— Все эти дела? Или работа в больнице? — Анхен неторопливо подошел к двери в коридор и запер ее на ключ. Не сильно мне это понравилось. Прежде он поступал так, когда опасался, что я сбегу. И от чего мне сейчас бежать захочется?

— Работа в больнице, для начала.

— Мне это интересно. Считай, что хобби. А все остальное — моя обязанность, — он подошел и обнял меня за плечи. — Устала?

— Да нет, просто…

— Непривычно.

Киваю.

— Пойдем ко мне. Сегодня я больше никого не жду, кто не успел — тот опоздал.

Вот не люблю я его кабинет, ничего хорошего там со мной еще не случалось.

— А может, все–таки не пойдем? — пробую упереться. — Может, вы и здесь мне все расскажете?

— Ну, не пойдем — так не пойдем, — он неожиданно легко соглашается. Берет меня за руку и ведет к моему рабочему месту. Усаживается в секретарское кресло и тянет меня к себе на колени.

— Не надо.

— Не спорь, — мою попытку упереться проигнорировал, усадил силой. Еще и прижал так, что не шевельнуться.

— Тебе еще осталось мне запястья до синяков сжать, и мы вернемся к тому, с чего начинали!

— Ну а какого дракоса ты опять начинаешь спорить и вырываться? Обними меня за шею и прекрати дергаться, и я не стану сжимать так сильно.

— Анхен, я не буду… Если я твоя секретарша, то это еще не значит…

— Ты просто моя. В том числе секретарша. И это значит очень многое. Для меня. И, я надеюсь, для тебя.

— Я ж тебе не нравлюсь, — обиженно возразила, кладя ему голову на плечо. Что толку вырываться. — Я не так одета, не так причесана, не так накрашена…

— Причесана ты нормально, — в ответ на отказ от сопротивления меня даже по головке погладили. И держать стал не в пример нежнее. Но не отпустил. — А все остальное поправимо.

— Вот целый год тебе все было нормально, а сегодня как с цепи сорвался.

— И ты теперь из–за этого дуешься? Я сказал сразу, пока не забыл, знал, что дел будет много, станет не до того. А «целый год» меня это абсолютно не касалось. Более того, для студентки ты одета вполне нормально. Девочка из толпы. Самый раз. Тебе и помимо одежды было, чем выделиться, хоть обликом народ не раздражала.

— А теперь должна раздражать?

— Не раздражать, а вызывать зависть и восхищение. Ты ж мне сама говорила: от секретарши вампира ждут чего–то особенного. Вот и стань — внешне — особенной.

— А внутренне?

— А внутренне меня устроит то, что есть. Вот только боятся меня уже заканчивай, я не очень люблю эту эмоцию.

— А какую любишь? Сладострастное обожание? Так что ж тогда Катю прогнал, она б тебе обеспечила.

— Кто и чем меня обеспечит, решаю я, а не глупые девчонки. А у Кати твоей и вовсе кровь безвкусная, даже аромат не впечатляет.

— А ты всех людей делишь на вкусных и невкусных?

— Я себе органы чувств обрубить не могу, ты уж извини. Ты же делишь людей на красивых и некрасивых, толстых и тонких, высоких и низких.

— Я их так не делю, я просто…

— Ты просто это отмечаешь. Не можешь не отмечать. Хотя свое поведение пытаешься выстраивать, не обращая на это внимание. Вот и я так же, просто другие критерии. Что обидного?

— Ну, может то, что мы — еда?

— Вы не совсем еда, Ларис–ка, — протянул он, максимально откидываясь в кресле и утягивая меня за собой. — Вы много больше. Просто еда — она у нас в загонах бегает, — он медленно провел рукой вдоль позвоночника, заставляя меня выгибаться от этой ласки. — Вы — наслаждение. Причем не только кровью, — он нежно поцеловал меня в шею. — Или плотью, — судя по его рукам, моя плоть с каждой минутой интересовала его все больше.