— Нет, этот вариант не подходит, — прервал мои раздумья Анхен. — И речь даже не идет о том, что ни в мои, ни в ее планы дети сейчас не входят…

Опа как! У него, оказывается, планы на отсутствие–присутствие у меня детей! И они определенно важнее моих!

— … Но даже если я завтра же найду потенциального отца ее будущему ребенку, — невозмутимо продолжал меж тем светлейший куратор, — и заставлю их заниматься воспроизводством немедленно…

— Анхен, а вот как бы ничего, что я все это сейчас слушаю?! — такого я уже молча снести не смогла.

— Ничего, Ларочка, ничего, — его моя вспышка не смутила. — Ты не к словам придирайся, ты суть послушай. Я всего лишь говорю об объективно самом быстром способе сделать тебя беременной. Потому, как ждать, пока ты встретишь свою большую и чистую любовь — даже мне времени может не хватить, помру от старости.

— Не смей надо мной смеяться!

— Да не смешно пока. Так я закончу. Я всего лишь пытался сказать о том, что даже если пытаться забеременеть ты начнешь уже сегодня, и будешь заниматься этим ежедневно и неустанно, не факт, что успеешь родить за два оставшихся года.

— И откуда такие выводы? — невозмутимо интересуется Сэнта. Она уже отошла от меня и присела в легкое плетеное кресло в дальнем углу комнаты. Рыжий кот, неизвестно когда проникший в комнату, с независимым видом валялся в двух шагах от нее, повернувшись хвостом к хозяйке.

— Поговорил с родителями. Лариса родилась через пять лет после того, как они впервые «задумались о ребенке». Три выкидыша. Крайне тяжелая беременность, практически вся — под наблюдением врачей. Других детей в семье нет, хотя им всегда хотелось. А у Ларисы мутации гораздо сильнее, поскольку врожденные, а не приобретенные, как у ее отца.

— Так. То есть ты, наконец, нашел мне время сказать, что «дитя крови» у нас — урожденное? То–то я удивляюсь, при чем здесь Дэлиата?

— Нет, она, конечно, над колыбелькой стояла, кровью истекая.

— Сам себя не обмани однажды. О чем еще ты мне не рассказываешь?

— Множество вещей, дорогая. О строении солнечной системы, к примеру. Не интересует?

— Пока не очень. Но буду знать, к кому обратиться.

— Сэнта, девочка должна иметь возможность рожать детей. Даже если она никогда ей не воспользуется.

— Да? И вот очень интересно, зачем? Что хорошего ждет этих детей, если они унаследуют способности матери? И что хорошего ждет тебя, если станет известно, что ты выводишь тут очень странную породу?

— Я не вывожу…породу! — прежде невозмутимый, Анхен вдруг разозлился. — Я просто хочу, чтоб она перестала мучиться! И имела возможность прожить нормальную полноценную жизнь!

— И ты дашь ей прожить эту жизнь?

— Разберемся. После. Что ты можешь сделать с деторожденьем?

— Я могу сделать настой, который раз и навсегда закроет вопрос деторожденья и связанных с ним мучений. И для девы с ее наследственностью это было бы самым правильным вариантом. А если ей так уж захочется ребенка — возьмет приемного. Люди и так наплодили их больше, чем в состоянии вырастить.

— Этот вариант не подходит, Сэнта. Вырезать матку я в состоянии и сам.

— Вот и вырежи.

— Нет. И если ты не хочешь стать моим врагом, ты сделаешь то, о чем я прошу.

— Ты не понимаешь, о чем ты просишь. Такие изменения нельзя произвести локально! Будут задеты другие органы, другие функции!

— Это ты не понимаешь, видимо, в чем пытаешься мне отказать!

— Она человек, Анхен, не вампир. Не надо переносить на людей вампирские беды. У них их нет!

— Вот и у нее пусть не будет!

— Может, ты спросишь мнения Ларисы? Это ее организм, ты не находишь?

— Я не собираюсь ее ни о чем спрашивать! Ей 19 лет, у нее мозгов, как у курицы! Тем более, что ты сейчас наговоришь ей с три короба, запугаешь побочными эффектами, и она с радостью с тобой согласится! А смотреть, как она страдает всю оставшуюся жизнь, придется мне! А я на такое уже достаточно насмотрелся, тебе не кажется?!

Никогда прежде не слышала, чтоб он позволял себе говорить на повышенных тонах. Прежде, когда он злился, то наоборот, начинал говорить подчеркнуто тихо. А тут, кажется, сам воздух в комнате накалился. И уже было все равно, что они при мне, но без меня, решают мою судьбу, что меня обозвали безмозглой курицей и лишили права голоса. Хотелось только, чтоб они, наконец, умолкли. Даже кот не выдержал и слинял, когда начались эти безумные крики.

— Да открой ты уже окно, не мучайся! — раздраженно бросила Сериэнта, не снисходя до ответа.

— Нет необходимости. И Лариса замерзнет, — Анхен явно попытался взять себя в руки.

— Там не так уж холодно, — тем не менее, Сэнта встала, достала из шкафа плед и бросила мне.

— Да? — усмехнулся Анхен. — Что ж она тогда так дрожит?

— На тебя любуется. Голодный вампир в прыжке — то еще зрелище. Как правило — последнее.

— Я не голоден.

— В глаза не бросается. Пойдем, провожу до машины. Может, хоть дождь тебя промочит, можно будет нормально с тобой разговаривать.