Затем, сообщая, в нескольких общих чертах, более намёки на происшествия, нежели их сущность и связь, и более указаниe той важной роли, которую сам он тут играл, нежели её развитие, де-Санглен кончил своё письмо так: "Более объявлять не смею: ибо тайна, возложенная на меня - почему, для чего и как?
– соблюдена быть должна свято. Развязать уста может единственно высшая власть".

Как писал де- Санглен в своём романе "Жизнь и мнения нового Тристрама":

"Весёлость духа - это экспромт сердца...

Она состоит в добром расположении к людям вообще, свежит ум, смеётся над непостоянствами фортуны, возвышает приятности жизни, словом, есть истинное сокровище, оживляющее сердце, как вечерняя роса после знойного дня возбуждает природу к новому бытию.

Этот род весёлости... украшает мою хижину, сопутствует в трудной жизни и дойдёт, надеюсь, со мною до пределов темных".

Ни Погодин, ни Корф не увидят его "Записок" которые он писал в тайне от всех.

"Решившись писать о многих происшествиях, в которых участвовал я сам, иногда как действующее лицо, иногда как зритель, другие передать хочу по дошедшим до меня верным слухам; я избрал истину единственною моею руководительницею; следовательно, за одно достоинство моих записок я ручаюсь смело - правдивость. Я не щадил никакого лица, ни самого себя. Угождать самолюбию своему и других может полезным быть для жизни, но на краю гроба, по моему мнению, было бы преступно выказывать себя или других лучше или хуже, чем они действительно были. Я пишу не для современников, пишу, как будто уже меня нет; следовательно, без зависти, без злобы. Хвалить, щадить некого; лживо порицать - порицать подло... Земных интересов для меня уже быть не может. И так пусть водит пером моим строгая истина: я мог ошибаться - я человек,- но отвечаю за то, что умысла, злого намерения не было.

Я. де-Санглен"

Эти записки будут напечатаны только после его смерти.

Он писал их очень осторожно. Так, рассказывая о деле Сперанского, он не дал никакой оценки произошедших событий.

Правда, говоря об Екатерине II, он, как-будто, отсылает нас к одному очень интересному документу.

"Самовольное, не на законах основанное управление народом бывает для государей гибельнее личных их несправедливостей или заблуждений.

Здесь у места упомянуть мнение её о процессе Волынского. Она приказала представить ей процесс Волынского, и, прочитав оный, написала своеручно (свой по сему процессу отзыв)".

И тут же де- Санглен переходит к описанию совсем других событий.

"Упрекают её в слабостях, имевших вредное влияние на нравственность..."

Но давайте прочитаем этот отзыв императрицы.

Собственноручное наставление Екатерины II сыну и потомкам её по поводу несправедливого решения дела о Волынском

(1765 г.)

Сыну моему и всем моим потомкам советую и поставляю читать сие Волынского дело, от начала до конца, дабы они видели и себя остерегали от такого беззаконного примера в производстве дел. Императрица Анна своему кабинетному министру Артемию Волынскому приказывала сочинить проект о поправлении внутренних государственных дел, который он и сочинил, и ей подал. Осталось ей полезное употребить, неполезное оставить из его представления. Но, напротив того, его злодеи, и кому его проект не понравился, из того сочинения вытянули за волосы, так сказать, и взвели на Волынского изменнический умысл и будто он себе присвоивать хотел власть государя, чего отнюдь на деле не доказано. Ещё из сего дела видно, сколь мало положиться можно на пыточные речи; ибо до пыток все сии несчастные утверждали невинность Волынского, а при пытке говорили все, что злодеи их хотели. Странно, как роду человеческому пришло на ум лучше утвердительнее верить речи в горячке бывшего человека, нежели с холодною кровью; всякий пытанный в горячке и сам уже не знает, что говорит. И так отдаю на рассуждение всякому, имеющему чуть разум, можно ли верить пыточным речам и на то с доброю совестию полагаться. Волынский был горд и дерзостен в своих поступках, однако не изменил; но напротив того - добрый и усердный патриот и ревнителен к полезным поправлениям своего отечества, и так смертную казнь терпел, быв невинен, и хотя б он и заподлинно произносил те слова в нарекание особы императрицы Анны, о которых в деле упомянуто, то б она, быв государыня целомудрая, имела случай показать, сколь должно уничтожить подобные малости, которые у ней не отнимали ни на вершка величества и не убавили ни в чем её персональные качества.

Всякий государь имеет неисчисленные кроткие способы к удержанию в почтении своих подданных: если б Волынский при мне был, и я бы усмотрела его способность в делах государственных и некоторое непочтение ко мне, я бы старалась всякими, для него не огорчительными, способами, его привести на путь истинный. А если б я увидала, что он неспособен к делам, я б ему сказала или дала уразуметь, не огорчая же его: будь счастлив и доволен, а ты мне не надобен.

Всегда государь виноват, если подданные против него огорчены. Изволь мириться по сей аршин! А если кто из вас, мои дражайшие потомки, сии наставления прочтёт с уничтожением, так ему боле в свете, и особливо в Российском, счастья желать, нежели пророчествовать можно.

Екатерина.

(Сборник Русского Исторического общества. Т. X. 1872 г. С. 56-57.)

И видно, что Александр I вёл себя по отношению к Сперанскому, совсем не так, как ему заповедовала Императрица на примере Волынского - доброго и усердного патриота.

Но ведь у Александра было другие приоритеты: "Интриганы в государстве также полезны, как и честные люди; а иногда первые полезнее последних"...

А теперь несколько небольших отрывков из "Записок Якова Ивановича де-Санглена. 1776-1831 гг."

***

Расскажу только об одной моей шалости, в которую вовлечён был более самолюбием, нежели из внутреннего желания показать пренебрежение к мёртвым и к святыне...

Однажды г. N. (Август Коцебу), в день своего рождения, собрал несколько из сих избранных, в числе которых находился и я, в намерении отпраздновать у него на вечеринке этот знаменитый день для романтиков и поэтов.

Ударило 11 часов. Г. N. потребовал молчания и, возвыся голос, предложил гостям своим следующее. "Приближается час явления духов, пойдём все провесть ночь в церкви св. Николая, где лежит лишённый почести погребения бальзамированный труп герцога де-Круа".

Общее рукоплескание было ответом на это предложение...

Мы вошли в первое отделение церкви, где на правой стороне, за стеклянными дверями, стоял на возвышении, окрашенный тогда зелёною краскою, гроб герцога де-Круа. "Сперва сюда, сказал г. N., мне нужно с ним переговорить". Вошли, вынули по его приказанию тело из гроба и поставили в угол. Г. N. стал перед ним, снял шляпу... упрекнул герцога в трусости, оказанной под Нарвой в 1700 г., и осудил его за такой малодушный поступок стоять всю ночь в углу, пока мы проведём её в его соседстве.