4 июля 2007 года, после окончания «предвыборной агитации», которую проводили страны-претенденты, представители Международного олимпийского комитета собрались в Гватемале, чтобы решить судьбу главного спортивного события мира. Напомню, что кроме России за честь принять у себя участников Олимпиады боролись южнокорейский город Пхенчхан и австрийский Зальцбург.

Пресса уже довольно детально и в подробностях осветила это мероприятие, поэтому я с вашего позволения, дорогие друзья, остановлюсь лишь на нашей с Димой интриге.

Итак, к четвертому июля российская делегация во главе с президентом Владимиром Владимировичем Путиным отправилась в Гватемалу. А в это время в Сочи перед Зимним театром собрался целый митинг из болеющих, для которых был организован грандиозный концерт. Приехали я, Дима, певица Валерия, Филипп Киркоров, Владимир Пресняков – все те, кто исполнял сочинский олимпийский гимн.

Буквально перед началом концерта ко мне подошли организаторы и огорошили:

– Яна, мы вам хотим сообщить одну новость – радостную или печальную, зависит от голосования в Гватемале. Дима будет петь после того, как объявят результаты.

– А почему не Валерия? – удивилась я. – Не Киркоров?

– Дима у нас герой «Евровидения», – сообщают мне. – Как говорится, надежда России. Поэтому мы решили, что в заключении выступить должен именно он.

Почетно, конечно, но предложение было с подвохом. В случае, если Россия «провалится», то Дима будет вестником плохих новостей, а за плохие новости гонцов, как известно, «убивают». В случае же успеха нас ожидало всенародное обожание. Риск очень велик. Обеспокоенная и углубленная в свои мысли, я вдруг увидела Филиппа, который проходил мимо с хитрой лисьей улыбкой на лице.

«Ба, так вот, кто порекомендовал Диму на эту роль».

Пока шел концерт, я всячески подбадривала Диму:

– Вот считай, сколько мы всего за последние пару лет выиграли. RMA – выиграли? Выиграли. Евровидение, считай, выиграли? Почти. Так что Сочи непременно победит.

Говорила, а сама сомневалась. Женя, который в это время находился в Гватемале в составе Олимпийского комитета, звонил и докладывал:

– Шансов, честно говоря, процентов пять из ста. Скорей всего, победит Корея.

Я слушала и чувствовала, как у меня все внутри холодеет. И я уже фактически свыклась с той мыслью, что на этот раз мы проиграем, как вдруг произошло чудо.

Владимир Владимирович перед объявлением результатов, выступил с заключительной речью, которую произнес на чистейшем французском языке. Это произвело колоссальное впечатление на членов Олимпийского комитета, особенно, если учесть, что Владимир Владимирович свободно владеет еще немецким и английским.

Когда объявили результаты, мы не поверили своим глазам и ушам – Сочи победил! Ах, видели бы вы лицо Филиппа и бурю эмоций, отразившуюся на нем в этот момент! Когда Билан вышел на сцену, к нему полетели цветы и игрушки, а гвалт и ликование стояли такие, будто на сцену вышел Иисус Христос, не меньше.

– А представляешь, Филипп, – без предисловий обратилась я к Киркорову, как только он оказался поблизости, – на месте Билана сейчас мог бы быть ты. Но ты же не стал рисковать? – И я ласково посмотрела на своего старого заклятого друга из-под полуопущенных ресниц.

Киркоров раздосадовано молчал, не найдя, что ответить.

А с Виктором Николаевичем еще до голосования мы поспорили на сто тысяч долларов, что Сочи выиграет. Про пари Батурин, естественно, предпочел благополучно забыть…

Параллельно со всем этим в моей семье происходили печальные события. Виктор Николаевич понимал, что мы не сможем быть вместе, однако своими действиями осложнял и без того непростую ситуацию. На горизонте маячил развод. Батурину очень хотелось сделать мне больно напоследок, в чем-то ущемить, унизить. Он не понимал, что мне несладко и без того. Ведь мы прожили с ним больше шести лет – и за этот срок даже самый далекий человек становится близким, не говоря уже об отношениях супругов. Несмотря на все наши разногласия, Виктор Николаевич был мне близким человеком, по сути моим родственником. И я тяжело переживала этот разрыв, с трудом представляя себе, как буду жить дальше, как изменится моя жизнь, жизнь моих ребятишек.

Тем не менее, Виктор Николаевич, пестуя в себе обиду, нагнетал обстановку. Видимо, он решил именно сейчас продемонстрировать мне все, что накопил за долгие годы совместной жизни. В бешенстве он угрожал:

– Я упеку тебя в психушку, потому что ты ненормальная. Дети с тобой жить не останутся! Я тебе такое устрою, что ты сдохнешь нищая на помойке!

Господи… От страха и унижения я плакала почти каждый день. Каждое утро я делала приветливое лицо и ехала в офис, изо всех сил изображая благополучие. О том, что творится в стенах моего дома и у меня в душе, знали только самые близкие люди. Знала мама, которая еще несколько лет назад, оставив работу, переехала ко мне – помогать по хозяйству, присматривать за детьми и заниматься их воспитанием. Знал Женя, однако даже ему я многого не рассказывала, стараясь быть сильной.